Головокружение

Я ответил не сразу. Образы всплывали в мозгу фрагментами, как в калейдоскопе.

– Жо… Жонатан Тувье.

– Отлично, месье Тувье. И вы живете недалеко от озера в Аннеси, так?

Я попытался приподняться и повернуть голову. Но что-то в самом организме мне мешало. Все путалось… Больница… Доктор… Настоящая постель… У меня был миллиард вопросов, но я не мог их задать. Губы только невнятно пробормотали:

– Да… Аннеси. Я…

Образы на сетчатке начали постепенно совмещаться. Лица вокруг дрожали, растягивались, а потом обретали резкость. Я различил еще одного врача и смуглого человека в темной униформе.

– Фарид? Это ты, Фарид?

Ко мне наклонились.

– Кто такой Фарид?

Изрядным усилием я оторвал голову от подушки. До самой груди тело мое было накрыто белым одеялом.

– Фарид умер.

Я попытался пошевелить руками, но у меня ничего не вышло.

– Поднимите одеяло… пожалуйста… – попросил я.

– Зачем?

– Я… очень вас прошу. Я имею право увидеть. Это… мое тело.

Он откинул одеяло. Я сощурился: свет все еще меня беспокоил.

Я лежал на матрасе абсолютно голый. Тело мое было в плачевном состоянии: все в синяках, порезах и каких-то больших темных пятнах. Кожа обтягивала ребра, все кости выпирали. Я быстро скользнул глазами к правой руке, лежавшей вдоль туловища.

И увидел невозможное. Я заморгал. Нет, наверное, я бредил. Рука была цела. Стиснув зубы, мне удалось даже пошевелить пальцами. Потом, сам не знаю как, моя левая рука, в которой торчал катетер для капельниц, сама собой поднялась и поднесла правую кисть к глазам. Пальцы на ней растрескались, почти почернели, но они были целы, все пять.

– Но этого… этого не может быть. Рука… кисть… Почему она здесь? Ведь он… он же ее отрубил…

Я двигал пальцами и улыбался, хотя губам было больно. Врач поскреб себе подбородок. Теперь я его видел ясно. Он был довольно молод, над черными глазами взлетали тонкие брови. Я повернул голову. Слева какое-то зеленое растение, в окне – уголок голубого неба. Цвета, звуки… По моей щеке стекла слеза, и я принялся хохотать.

– Так я живой? Я и вправду живой?

Второй врач, стоявший в сторонке, подошел ко мне вплотную и положил на кровать пластиковую папку-уголок. Первый врач, наоборот, отошел в сторону.

– Могу вас заверить, – сказал второй. – Месье Тувье, я доктор Патрик Пармантье, психиатр.

Мой смех сразу оборвался, а радость испарилась. Я с трудом сглотнул слюну:

– Психиатр?

– Согласитесь, что после того, что с вами произошло, присутствие психиатра вполне оправданно?

Он улыбался. На вид ему было около сорока, темные волосы уже начали редеть. Я повернул голову в другую сторону. Желтые стены, серо-голубой плиточный пол, снующие в коридоре тени и все эти чудесные звуки. Откуда-то доносился даже детский плач. Я вздохнул полной грудью. Как здорово пахнут лекарства… Впервые в жизни я был счастлив оказаться в больнице.

Я снова повернулся к нему:

– Число… Скажите, какое сейчас число. Пятое или шестое марта? Я пропал двадцать пятого февраля. Думаю, прошло дней восемь.

– Восемь дней? Почти вдвое больше. Сейчас четырнадцатое марта.

– Четырнадцатое? Но…

Я сел, морщась от боли. Голова кружилась. Врач надавил мне на плечи, принуждая снова лечь.

– Франсуаза? Клэр? Где Клэр?

– Всему свое время. Похоже, вся эта история до крайности сложная, и мы будем в ней разбираться не спеша.

Я снова вскочил, несмотря на все его усилия помешать мне.

– Прежде всего скажите, где мои жена и дочь!

Он откашлялся.

– Еще слишком рано…

– Да скажите же, черт возьми!

Он вернулся к коллеге, потом снова подошел ко мне. А мне казалось, будто каждая потерянная секунда отрезает кусок тела. Каждый миг мог стать худшим мигом в жизни, и все могло вернуться…

– Ваша дочь ждет вас в коридоре. Как только она узнала, сразу же приехала на машине вместе с вашими коллегами по работе.

Я откинулся на подушку и раскинул руки.

– Господи, она жива… Спасибо тебе, Господи… А Франсуаза? Что с Франсуазой? Пересадка будет?

Он набрал воздуха и выпалил:

– Ваша жена скончалась неделю назад. Ей стало хуже. Медики утверждают, что она умерла во сне и не страдала. Сожалею и сочувствую.

Ногти мои впились в простыню, из глаз хлынули слезы. В ушах звенело. Я съежился и протяжно застонал.

Тут раздался голос психиатра:

– Мы вас оставим и скоро вернемся. Вы хотите сразу увидеть дочь?

Я кивнул, подтянув колени к подбородку. Губы у меня дрожали.

– А мама… Вы…

Он ответил очень мягко, и от одного его голоса мне стало легче.

– Она в курсе всего. Она знает, что вы здесь. В безопасности. Ей трудно передвигаться и…

– Я бы еще хотел увидеть Мишеля.

Подошла сестра и сделала мне какой-то укол. Врач не ушел и сказал негромко:

– До свидания. Отдыхайте, сейчас вам захочется спать. И воспользуйтесь случаем повидать дочь: она вам принесла целый чемодан одежды. Если бы все зависело только от меня, я бы не позволил вам вставать еще с неделю. Но полиция торопит. А потому завтра или послезавтра, если все пойдет хорошо, мы вас на «скорой помощи» отвезем на то место, где вас нашли. Мы все нуждаемся в объяснениях, понимаете?

Я его не слушал. Игла больно вошла в руку, и я снова поплыл. Тут скрипнула дверь, и я обернулся.