– Вероятно, мы с вами по-разному воспринимаем смерть, доктор Уэстлейк. Как медик, вы видите только ее страшную и болезненную сторону. А я соприкасаюсь с ней, когда боли больше нет. И умершая действительно может выглядеть красивой и умиротворенной. – Он снова перешел на шепот. – А моя задача усилить это впечатление. И тем самым дать близким покойного утешение, какое только возможно в таких случаях, а порой сделать после смерти красивым даже того, кто при жизни был уродлив и неприятен. Меня не случайно называют художником в своей профессии.
Вот она опять. Прежняя прилипчивая фраза!
Я швырнул окурок сигареты в мокрый песок и прикурил новую. Впереди уже виднелись тускло мерцавшие огни гостиницы. Сейчас меня немногое могло обрадовать больше, чем их вид.
В отеле я избавился от общества Ашера простейшим способом: поднялся сразу к себе в комнату и закрыл дверь.
Моя одежда насквозь промокла после жуткого морского приключения. Я стащил ее с себя и надел свитер с другими джинсами. В мою дверь громко постучали, и нетерпеливый стук сопровождался нервным голосом мистера Митчелла:
– Доктор Уэстлейк? Могу я войти?
– Да, – отозвался я, и в мой номер буквально ворвался совершенно бледный управляющий. Его всегда невозмутимое лицо исказилось от пережитого шока. Руки под безукоризненно белыми манжетами сорочки не находили себе места и беспорядочно двигались, как две испуганные мыши.
– Это совершенно ужасно, доктор Уэстлейк! Мистер Ашер только что мне все рассказал. Мэгги убили. Еще одно убийство, связанное с моей гостиницей!
Мыши сцепились в отчаянно крепких объятиях.
– Да еще использовали принадлежащую отелю лодку. Пустили в море наш спасательный ялик. – Он сделал паузу. – Доктор, что же нам делать?
– Мы можем сделать все, что в наших силах, для поимки убийцы, мистер Митчелл, – ответил я.
Он вцепился в мой рукав.
– Доктор Уэстлейк, вы должны знать: неужели полиция – этот инспектор – все еще думает, что Бак… Что он имеет хоть какое-то отношение к преступлениям?
Его снова слишком беспокоила судьба спасателя.
– Эту тему мы с Суини не обсуждали, – сказал я, но затем, чтобы дать ему пишу для размышлений, добавил: – Однако факт остается фактом. И Нелли, и Мэгги были девушками Бака, и его лодкой воспользовались…
Митчелл поспешил перебить меня:
– Инспектор никак не может подозревать Бака, потому что… Бак весь нынешний вечер провел со мной. Мною владела тревога, нервы расшалились. Мне нужно было как-то отвлечься от всего. И я пригласил Бака к себе в комнату поиграть в нарды. Он за все время ни разу не отлучался и ушел всего несколько минут назад.
Но это столь торопливо подготовленное алиби не только не развеяло смутных подозрений в отношении Бака, а в значительной степени усилило мой интерес к личности самого Митчелла. Владелец и менеджер отеля не достиг высот в искусстве обмана. У него в глазах отчетливо читалось, что весь рассказ – чистой воды фантазия. Чем бы оба ни занимались этим вечером, они совершенно точно не провели его тихо вдвоем за игрой в нарды.
Мы стояли и смотрели друг на друга. Причем мне уже пришла в голову занятная идея. Если только Митчелл не сумел каким-то образом узнать об убийстве до того, как ему сообщил о нем Ашер, у него пока не было времени для сговора со спасателем. Если я немедленно отправлюсь в комнату Бака, то получу шанс поговорить с ним до того, как управляющий отрепетирует с молодым человеком общую для них версию. И окажись алиби выдумкой, я бы сразу опроверг его окончательно и бесповоротно.
Митчелл ждал, что я ему скажу. Я пробормотал невнятные извинения, протиснулся мимо него к двери и вышел в коридор, оставив его одного.
В считаные секунды я оказался перед номером Бака.
В щели над дверью виднелся свет. Это означало, что он был у себя и еще не спал. Я быстро постучал, и, посчитав, что соблюдение всех формальностей с Баком не обязательно, открыл дверь и вошел в комнату.
И мгновенно понял, что совершил непростительную бестактность. Бак действительно находился в своем номере, одетый, как обычно, в синий купальный халат. Его тело, достойное флорентийских фресок, вытянулось на кровати.
Но он был не один.
В ногах постели стояло кресло, где расположилась очень изящная и артистичная мисс Хейвуд, облаченная в свободного покроя платье.
Я искренне удивился при виде столь плохо сочетавшейся друг с другом пары.
Бак мгновенно вскочил на ноги. Недоумение и изумление отразились на его мужественном, молодом лице, но, как я понял сразу же, эти чувства вызвало не столько мое неожиданное появление, сколько предмет их с мисс Хейвуд разговора, прерванного моим вмешательством. Что же до лица мисс Хейвуд, то оно оставалось невозмутимым и выражало полное равнодушие. Ее скулы четко обрисовывались под туго натянутой кожей. Ясные глаза, вечно любезные, смотрели на меня с нескрываемым любопытством.