– Просто потому, что он не показывал никаких признаков реакции на медикаменты, с помощью которых его лечили. Доктор Стивенс и доктор Морено написали диссертации по лечению нарколепсии, и их крайне тревожил тот факт, что мистер Геддес оказался до сих пор единственным пациентом, которому не удалось помочь их патентованным средством – сернокислым бензедрином. И потому он по-прежнему мог симулировать приступы, как только это становилось ему необходимо.
– Но эти его припадки выглядели такими натуральными! – все еще недоверчиво воскликнул капитан Грин.
– Очень убедительная пантомима, дорогой капитан, которой вас обучит любой факир. – Ленц снова взял со стола том «Колдовства и медицины». – Самое полезное, что я почерпнул из ценнейшей книги немецкого профессора, это рассказ о том, как индийские факиры умеют доводить свои мышцы до состояния такой твердости, что это даже можно принять за трупное окоченение. В любой момент по своему желанию они погружаются в то, что со стороны выглядит как глубокий сон. То есть любой из них легко и убедительно сумел бы симулировать все симптомы нарколепсии и каталепсии. К тому же, как всем известно, индийские факиры одновременно являются ловкими фокусниками и иллюзионистами. Мистер Геддес родом из Индии. И он явно прилежно усвоил все трюки индийских факиров, включая чревовещание.
Впервые с тех пор, как директор начал свой монолог, Геддес проявил хоть какой-то интерес к нему. Он презрительно улыбнулся и обратил пронзительный взгляд на меня.
– Разумеется, это правда, что я родился в Индии, Дулут, – сказал он, – но все остальное звучит как невыносимая чепуха. Разве вы не можете объяснить им, как все обстояло на самом деле?
Я все еще держал в руке телеграмму от Принса Уорберга. И потому, когда я встретился глазами с англичанином, во мне начал вскипать неподдельный гнев.
– Да, – медленно ответил я, – мне не составит труда объяснить, как все происходило на самом деле, вот только чертовски неприятно признавать перед всеми, в роли какого дурака выступил я сам. Я мог бы, например, с самого начала сообразить, что поскольку ваша палата располагалась рядом с моей, именно у вас одного была возможность напугать меня, подражая моему же голосу, в ту ночь. Мог бы догадаться, что все мнимые предостережения, которые вы якобы получали, должны были послужить оправданием для вашего срочного отъезда, как только он стал бы вам необходим. И, уж конечно, я должен был почувствовать неладное, когда проводил свой психологический эксперимент. Ведь вы единственный отреагировали на фразу «Вещь на мраморном столе» так, как должен был отреагировать убийца.
Грин пытался что-то сказать, но я продолжал, не дав себя прервать.
– К сожалению, только сейчас я понял, почему вам понадобилось устранить Фогарти. Он бывал в Англии и сам мне сказал, что ваше лицо показалось ему знакомым. А потом наверняка внезапно вспомнил, где видел вас на самом деле. Во время вашего выступления под видом Махатмы, «Чуда Востока» или какой там еще псевдоним вы могли для себя избрать в роли индийского факира на подмостках английской столицы. Думаю, он пришел в восторг, когда столь великий чародей предложил обучить его фокусу со смирительной рубашкой.
Геддес не сводил взгляда со своих скованных наручниками кистей.
– А почему вы не хотите рассказать полиции, Дулут, как я сам подвергся нападению не далее как сегодня?
– Я уже обо всем рассказал, – ответил я мрачно. – Но тогда я сам не понимал, насколько просто было для вас – опытного фокусника – связать самого себя бинтами. Вы с большой охотой оказали мне содействие с наблюдением за музыкальным тайником, но теперь ясно, почему вы это сделали. Вам представился отличный шанс отвлечь внимание от себя, поскольку вы уже знали, что началась охота на зятя Лариби. Только действовать стало необходимо более оперативно, чтобы как можно скорее унести отсюда ноги. Наша с вами глупейшая схема дала вам возможность подсунуть завещание Морено, когда он в очередной раз повел вас в хирургический кабинет, чтобы дать порцию лекарства. Вам самую малость не хватило удачи. Потому что доктор Ленц не оказался таким глупцом, как я сам.
Англичанин только пожал плечами. Даже сейчас он не проявлял признаков особой тревоги. Британское самообладание, столь восхищавшее меня прежде, оставалось непоколебимым, несмотря на наручники и стоявших рядом полицейских. При взгляде на него моя злость дошла до точки кипения. Я уже с трудом контролировал себя.
– Стало быть, мы были друзьями не разлей вода! – воскликнул я. – И как же это выглядело чертовски мило! Но вот беда, я – человек сентиментальный и, представьте, терпеть не могу, когда друзья меня предают. Для публики вы могли быть Махатмой или «Чудом Востока», а для меня теперь – не более чем мерзавец и подонок. Ниже опуститься просто некуда. Тот грязный прием, который вы применили против мисс Пэттисон, – самая большая подлость, с какой мне только приходилось сталкиваться в жизни.
Меня трудно было остановить, но капитану это все же наконец удалось.