Головы моих друзей

— Ребята… хорошие ландорики… по-пеледонски… ешьте… хорошие ландорики…

— Эх ты… ландорик! — с укоризной, но нежно говорит ему Слава.

Оказывается, от лошадей отбился Ганнибал. Володя искал его, потерял целый день, и весь распорядок движения был нарушен. Помня инструкцию, он разбил лагерь и больше не двигался с караваном, только жег сигнальные огни, но нам огни были не видны, мы бродили за очень высокими отметками.

Володя рассказывает все новости, которые произошли в мире за это время. У него «Спидола», и мы изголодались по новостям.

Боже, какое удивительное изобретение — спальный мешок! Лучше оленьего кукуля ничего еще человечество не придумало. В тепло! Спать, спать, спать…

12. Валемар и Венсеремос

Маршрут тридцать девятый, с которым полевой сезон еще не закончился

Мы в самом дальнем юго-западе нашей карты. Мы очень растягиваем наши маршруты. Мы хотим в оставшееся время сделать как можно больше, мы боимся зимы.

Вчера мы вышли сюда, отправив каюра на базу, и сегодня ночуем без палатки. Володя Колобов должен поставить промежуточную подбазу в одном дне пути отсюда. Мы завершаем круг, — и до основной базы будет не так уж далеко.

Опять валит снег, а работы осталось еще недели на две. Но это заботы завтрашнего дня, а сейчас пора подумать о ночлеге.

Мы в высоком лесу на берегу реки. Речная галька уже хорошо прогрета костром. Остальное не так сложно. Слава Кривоносов вырубает из чащи четыре жерди, каждую пару скрепляет в вершине буквой «л», на распорки кладется пятая жердь, соединяющая два «л» в вершине, остов шалаша готов. По бокам еще две жерди, чтобы удобней было делать стены из стланика и веток с широкими листьями. Пол шалаша мы тоже устилаем ветками. Потом забираемся в наше прекрасное жилье. Снизу достаточно пригревает, а вообще, пока еще холодновато. Потом станет тепло, это мы знаем. Снег засыпает наш шалаш, ветер уже не проникает. Те, у кого более теплая одежда, лежат с краю, остальные в середине. Мы лежим, тесно прижавшись друг к другу, — Кривоносов, Певзнер, я и Старцев.

Мы только что поужинали — на всех котелок вермишели, круг сухой колбасы и чай без сахара. Больше ничего не осталось. Но если вермишель варить долго, она очень разваривается и ее получается много. Мы мечтаем завтра утром убить оленя.

— Ну вот и все, — говорит утром Слава, водя по карте тупым карандашом. — Мы обработаем этот кусочек, вы пойдете сюда. Подбаза не понадобится, если не прохлаждаться, все можно успеть. Встречаемся на базе. Ну, а если не успеете или мы задержимся — вот тут лабаз…

Мы согласны с его планом. Мы готовы работать до одури, только бы вернуться из маршрута на базу. Мы не были на ней больше месяца. А там наконец отдых, и тогда останется совсем немного. Мы прощаемся и расходимся по своим маршрутам: Кривоносов и Певзнер по-водоразделу на северо-восток, мы со Старцевым на восток, потом на север, потом чуть-чуть на запад. У нас круг немного больше, мы вчера не успели из-за темноты полностью закончить маршрут.

Вечереет. Мы свое отработали. Мы сидим у костра и пьем несладкий чай. Удивительно, но есть совсем не хочется. Или оттого, что очень устали, или потому, что твердо знаем — сегодня будем на базе.

Я тщательно упаковываю бумажные пакетики с металлометрическими пробами, заворачиваю их в полиэтилен, чтобы — чего доброго! — не промокли часом.

— Советская металлогения достигла таких высот, — повторяет Жора излюбленную шутку своего институтского профессора, — что с них не видны отдельные месторождения.

Не хочется вставать. Не хочется идти.

— Ну, говоря шершавым языком плаката, еще напор — и враг бежит!

Поднимаемся. Идем быстро. Я вспоминаю упряжных собак. Вот так же и они — полдня еле плетутся по глубокому снегу, но стоит им увидеть ярангу, откуда только силы берутся — несутся со всех ног!

— Посвети! — просит Жора.

При свете спички он смотрит на компас, выверяет его, идем мы по азимуту. Ночь.

Через час где-то за лесом мы видим ракету. Это нам сигналят с базы. Жора по компасу засекает, откуда взлетела ракета. Мы идем, продираясь сквозь кусты, одежда на нас трещит. Хлещет дождь. Мы вымокли, но нам жарко. Кажется, что из зарослей карликовой березки, из этих чертовых джунглей никогда не выбраться. И дождь уже не дождь, а бесконечный ливень. Я уже не уверен, правильно ли мы идем, но Жора уверяет, что выйдем из леса точно. Я ему верю: он здорово ходит по компасу.

И вдруг неясный шум. Шум сильнее. Это река.

— Пеледон, — вздыхает Жора. — Все.

Я не узнаю реки. От дождя и снега она вздулась, разлилась, и огонек нашей бани далеко-далеко на противоположном берегу. Слышны голоса ребят: ребята моются. Нам чертовски завидно. Кричать, чтобы готовили для нас резиновую лодку, — бесполезно.

— А, не все ли равно, мы же и так вымокли до нитки!