Головы на копьях

– Вот придурок! – Ойла презрительно сплюнула и, не сказав больше ни слова, спешилась. А затем подобрала палку, отломала от нее мелкие ветки – дабы та лишилась колючек, – и, залихватски покрутив ее в руке, направилась ко мне.

Насупившись, я ждал, когда она приблизится. Конечно же, она не блефовала. И намеревалась отдубасить меня – без злобы, исключительно в назидательных целях. Затем чтобы впредь мне было неповадно ей перечить.

Удастся ли Ринар это? Вполне вероятно. Правда, я еще не видел, чтобы она с кем-то дралась. Но поскольку отец научил ее метко стрелять, то и постоять за себя тоже, небось, научил. По крайней мере, в драке со сверстниками.

Все, что Ойла думала обо мне, было написано у нее на лице. Наемники так часто шпыняли меня у нее на глазах, а я лишь молча проглатывал обиды, что она волей-неволей стала видеть во мне безобидного мальчика для битья. Который хоть сегодня и взбрыкивал, но лишь из-за того, что давно не получал подзатыльник. Вот Ринар и собиралась это исправить, раз уж угрозы на меня не подействовали.

Ну что ж, удачи тебе, крошка! Потому что сейчас она понадобится тебе больше, чем мне.

Это в стрельбе из лука мне было с Ойлой не тягаться. Возможно, что в драке на кулаках тоже – я провел детство во дворце, где кулачный бой – развлечение черни, – был не в почете. Но нападать на меня с палкой после того, как ван Бьер с помощью такой же палки учил меня терпеть боль, оставив на мне уйму синяков и шишек, было смешно. Тем более девчонке.

Натасканный на кригарийских ударах – тренировочных, но все равно быстрых и сильных, – я метнулся вперед и перехватил ойлину палку, едва та ею замахнулась. Полагая, что я струшу, девчонка не ожидала от меня такой прыти. И, вцепившись в свое оружие обеими руками, попыталась то у меня отобрать.

Однако я его и не удерживал. В момент, когда Ринар дернула палку, я выпустил ее из рук. И одновременно подцепил своей ногой лодыжку Ойлы.

Этого хватило, чтобы вложившая в свой рывок все силы Ринар споткнулась и растянулась на земле. И не только растянулась, но еще и треснула своей же палкой себе по лбу.

Ставить подножки меня также научил Баррелий. Это был несложный, но полезный прием для мальчишки, не умеющего драться стоя. «Боишься, что собьют с ног – сам вали с ног противника и бей его лежачего!» – говаривал монах, показывая мне, как надо делать простенькую подножку. И хоть до сей поры я не применял ее в бою, с Ойлой это сработало. Особенно, когда она оказалась не готова к отпору.

Само собой, я не мог дать ей сразу же подняться, ибо она снова напала бы на меня. Поэтому, едва Ринар очутилась на земле, я набросился на нее. И наконец-то взял реванш за все насмешки, что от нее натерпелся.

Отобрав у нее палку, я отшвырнул ту подальше. А отбрыкивающуюся противницу перевернул на живот и, заломив ей руки за спину, уселся на нее верхом.

Вид у меня при этом был, наверное, весьма самодовольный, хотя особой радости от победы я не испытывал. Скорее, наоборот, мне стало не по себе, когда я подумал, что теперь мы с Ойлой разругаемся вдрызг и она меня бросит.

И все же отпускать ее, когда она была готова сожрать меня живьем, являлось неразумно, не сказать опасно.

– Ах ты!.. Ах ты!.. Ах ты!.. – Задыхаясь от гнева и унижения Ринар не могла найти для меня подходящее оскорбление. – Да как ты!.. Да я же тебя!.. А ну живо отпусти меня, слышишь, выродок? Живо, я сказала!

– Это еще зачем? – Я еще крепче стиснул запястья ее заломленных рук.

– Затем, что я тебе башку оторву, если сейчас же с меня не слезешь!

– А если слезу, что ты сделаешь?

Вопрос был простой, но он поставил Ойлу в тупик. Ей жуть как не хотелось давать обещание меня не трогать. И она, засопев, вновь задергалась, пытаясь освободиться.

Пришлось усилить захват, пока она не застонала от боли и не угомонилась.

– Ну все! Теперь тебе точно конец! Можешь не сомневаться! – прошипела Ойла. Сидя у нее на спине, я мог видеть лишь ее затылок. Но судя по тому, как раскраснелась шея Ринар, лицо у нее приобрело столь же пунцовый оттенок. Да и взгляд, небось, был такой, с которым я побоялся бы встречаться.

– Эй! Ты первая на меня напала, – возмутился я. – С чего ты взяла, что я позволю колотить себя палкой? Да еще почем зря! Ты за кого меня приняла? За осла или собачонку, что ли?

– Ты сам напрашивался! – возмутилась в ответ пленница. – Зачем ерепенишься и мелешь всякую ерунду? Жить надоело, что ли?

– Кто бы говорил! Это ты ерепенишься, мешая мне помочь тебе спасать Баррелия.

– Но это ради твоего же блага, дурень! – натужно засмеялась Ойла. – Нашел, куда соваться! Из Мерзавки помощник и то получится лучше, чем из тебя!

– Не Мерзавка отобрала у тебя палку, а я, – уточнил я. – И могу вдобавок надавать тебе тумаков. Тех, которые ты мне обещала, ага. Да только, как я сказал – руки у тебя слишком коротки!