Голубая акула

Впервые испугалась не только за сына, но и за меня… Наконец-то она начинает понимать, в какую переделку я впутался ради нее!.. Таковы были мои потаенные самолюбивые мыслишки. Вслух, как приличествует скромному герою, я заверил ее, что мне ничто не угрожает. Каюсь, я не слишком старался, чтобы она этому поверила. Сладостно было чувствовать, как она трепещет за меня. Что ж, разве награда не причиталась мне по праву?

Счастье этого дня было хмельным и горячечным. Апрельское солнце, не по времени жаркое, за пару дней растопило почти весь снег. Во дворах жгли зимний мусор. Запах этих костров, талой воды и солнца туманил голову. Елена оставила окно открытым, и лихорадочный ветер апреля тихо кружил по комнате, играя портьерой. Мы сидели на диване, не размыкая рук. Мы слишком любили друг друга. Так не могло продолжаться. Это не в человеческих силах. Но жить, познав это и утратив, еще невозможнее…

Близился вечер. Яростный сноп закатных лучей, врываясь в комнату, окрасил ее золотым и пурпурным, словно то была не квартирка бедной блиновской учительницы, а и впрямь роскошные покои во дворце египетских фараонов. Жмурясь блаженно и устало, Элке произнесла:

— Надо закрыть окно.

Она хотела встать, но я удержал ее и снова прижал к себе. Мне все не верилось, что она взаправду, навсегда моя.

— Пусти! — Она засмеялась, и меня охватило безумное ликованье. Ведь я никогда еще не слышал ее смеха. Никогда — а между тем она однажды проговорилась, что в прежние времена была смешлива, свекровь еще корила ее за это. И вот свершилось: Элке обнимала меня смеясь! Теперь нам ничто не страшно. — Ох, отпусти же меня, чудовище! Я все-таки закрою окно. Да и соседские мальчишки в последнее время совсем расхулиганились. Не надо их искушать.

— Думаешь, станут подглядывать? Тогда они просто ослепнут от твоей красоты, сойдут с ума от зависти ко мне и будут бродить по свету, распевая песни о великой любви.

— О божественный миннезингер, ты ошибаешься. Пока ничто не предвещает столь трогательного финала. Вместо этого сегодня утром кто-то подбросил мне в окно рыбу.

— То есть… какую рыбу?

— Обыкновенную. Вероятно, это был намек на еврейскую кухню… Что с тобой?

— Ничего, — прохрипел я. — Как она выглядела?

— Кто?

— Рыба! — заорал я и увидел, как лицо Элке вмиг осунулось от испуга и обиды. Я никогда еще на нее не кричал. Я и теперь кричал не на нее. Но объяснить это было выше моих сил.

— Что тут описывать? — Она отвернулась, зябко закуталась в шаль. — Небольшая розовая рыбка. Таких часто держат в аквариумах. Я бы вам ее показала, но Белинда…

Кошка лежала на полу, греясь в последних лучах солнца. Ее топазовые непроницаемые глаза отражали кровавый закат.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Подсказка

Я сослался на приступ мигрени и откланялся с почти оскорбительной внезапностью. Растерянная, Елена не удерживала меня. Я понимал, что мое бегство больно ее задело, но ничем не мог Помочь. Мне было необходимо остаться одному и срочно все обдумать.

Положение оказалось вовсе не таким, как я себе представлял. Риск, которым я только что легкомысленно бравировал, желая произвести впечатление на Елену, куда ближе и реальнее, чем можно было вообразить. И вместе с тем все это такое безумие, такая ни с чем не сообразная нелепая чушь…

Голова шла кругом, во рту пересохло. Увидев под каким-то забором почти чистый клочок истаявшего сугроба, я шагнул туда, растоптав мимоходом кустик желтеньких цветов мать-и-мачехи, нагнулся и, захватив пригоршню обледеневшего зернистого снега, стал его жадно глотать.

Прохожая баба, остановясь неподалеку, усмешливо наблюдала за такими поступками прилично одетого господина. «Ну, нализался!» — говорил ее взгляд. То был всепонимающий взгляд русской женщины, знающей цену мужскому полу, во что его ни наряди.

Устыдясь, я дал себе слово не суетиться и, что бы ни случилось, не впадать в панику. Чашка крепкого горячего чаю, который я перво-наперво заварил, возвратясь к себе, пошла мне на пользу. Я сел к столу, достал лист бумаги, придвинул чернильницу, крупно начертал посреди листа «Миллер?» и погрузился в мрачное раздумье.

Тот, кого я по-прежнему волей-неволей именовал Миллером, вовсе не был дичью, чей простывший след я искал так долго и с такими плачевными результатами. Дичью, того не ведая, был я сам, ему на потеху возомнивший себя охотником.

Вернее, мы с ним выслеживаем друг друга. Но преимущество на его стороне. Я понятия не имею, где он. И даже — кто он. А ему известно обо мне многое, может быть, даже все. Я, служитель Фемиды, думаю о нем с невольной дрожью. Он, преступник, так уверен в своей неуязвимости, что изуверски шутит надо мною. Но главное…

Я содрогнулся при мысли, что, вздумав бросить мне свой издевательский вызов, он подкинул розовую рыбу не мне самому, а Елене. О ней ему тоже все известно, ххе-ххе-ххе! Миллер здесь, совсем рядом. Может быть, в эту самую минуту он стоит у меня за спиной.