Голубая кровь

Старик кивнул ей, приглашая сесть в ладью. Доски были теплыми-теплыми и тонко пахли смолой и солнцем. Вода билась в крутые бока ладьи, и казалось, что десятки крохотных кулачков стучат, требуя, чтобы их тоже пустили прокатиться.

Старик улыбнулся и взмахнул веслом. Быстрое течение подхватило суденышко и стремительно понесло куда-то вдаль, где привиделся Либине яркий зеленый луг, усыпанный прекраснейшими цветами…

— Ладья, — сказала она.

Искорка погасла.

Аддон Кайнен на секунду оторвался от жены и взглянул на Каббада, желая узнать, что значит для ушедшей это видение и какую посмертную жизнь оно сулит.

Каббад плакал.

Засыпай, Либи,

Пусть в веселый сонУвезет ладьяПод хрустальный звон,На прекрасный луг,Где любезный друг,Где цветы живут,Где тебя все ждут…Спи.

И только долгое время спустя, когда Уна уже могла думать о чем-то другом, кроме смерти Либины

/матери!/ ,

ее неприятно поразила вполне вроде бы естественная мысль: а кто такой Руф? Если ребенок Сиринил никогда в жизни не воспитывался в храме Ягмы, то откуда взялся этот странный юноша? И почему отец выдал его за близкого родича?

Простым решением, которое напрашивалось само собой, было обратиться за разъяснениями к Руфу либо к Аддону, однако — и Уна сама не понимала почему — ей было страшно, словно она могла узнать нечто такое, что навсегда отдалило бы ее от любимого. И она старательно делала вид, что ей даже в голову не приходило задаться этим вопросом и что она по-прежнему верит в сказку о том, что Руф — это один из племянников Кайнена.

И вообще не стоит говорить о подобных пустяках.

ГЛАВА 4

1

Они приходили в его сны даже теперь, когда и снов почти что не было.

Они возвышались над ним — воины обреченного отряда, знающие о том, что обречены, и согласившиеся с таким выбором.

Они не укоряли, не умоляли, не проклинали. Они стояли, как стоят на площади во время праздника, — гордые, непреклонные и торжественные.

Их было мало, так мало, что сердце сжималось от боли и тревоги. Кажется, он знал, что должно с ними произойти, но не мог этому помешать. И эта беспомощность выводила его из себя.

Они были его виной. Хотя он ни в чем не был виноват.

Он не знал их и потому не мог узнать себя.

Он тосковал по ним так, как тоскуют по давно умершей возлюбленной, по погибшим друзьям, по утраченной родине.

Он не знал, отчего ему так больно, но понимал, что только эта боль не предаст его.

Стройные ряды войск маршировали на север.

Причудливая тень металась у него за спиной, грозя смертью и забвением.

Они приходили в его сны, чтобы о чем-то…

2

— …напомнить, что нужно экономить стрелы. Подпускаем поближе, и тогда уж наверняка…

Вторая атака началась ближе к рассвету.

Незадолго перед этим тела пятерых погибших воинов и Либины бережно положили на каменные постаменты и оставили их в темноте и прохладе подземного уровня цитадели. Каббад прочитал молитвы и принес жертвы богам, попросив принять души ушедших. Через два дня очищающее пламя примет их земную оболочку.