Чтобы привлечь к себе внимание, Жоржетта Адонар появилась на палубе в матросском костюме «фантази» — в голубых брюках-клеш и с открытой шеей. Подставив ветру черные локоны, она дерзко стреляла глазами по сторонам, словно хотела покорить всю палубу. Легким, танцующим шагом Жоржетта шла рядом с Харпером, кокетливо покачивая бедрами, — казалось, она показывает ему танцевальные па, — и говорила, говорила без умолку. Но прелестной женщине общество дозволяет и прощает все, и Жоржетту нашли восхитительной. Харпер был совершенно очарован и горд ее благосклонностью.
Госпожа Салливен громко расхохоталась:
— Она, верно, думает, что гуляет по пляжу в Калифорнии. Здесь она живо насморк схватит!
Жоржетта поздоровалась с г-жой Салливен с такой почтительностью и смирением, что старая дама нашла ее даже очаровательной и простила ей крикливость ее костюма. Китти же, собирая в узел на затылке развевающиеся волосы, приветствовала Жоржетту обольстительной улыбкой.
Позади Харпера и Жоржетты, в обществе секретаря Харпера, задыхаясь и взволнованно жестикулируя, но стараясь не отставать, семенил превосходительный коротышка Лейкос.
— Политика, — трещал Лейкос, — требует определенной, ясной точки зрения на историческую картину мира…
Но вот они прошли.
— Ах, бедняжка, — с притворным состраданием в голосе сказала г-жа Салливен, глядя через монокль вслед Жоржетте. — Она, наверно, не знает, что Харпер обычно равнодушен к молодым дамам. Поглядите-ка на его секретаря! Он красив, как герой-любовник.
Китти бросила на мать негодующий взгляд я поднялась.
— Мама сегодня несносна, — сказала она. — Пойдемте, господа!
Старую Салливен ничуть не задело возмущение дочери. Злой огонек, ненадолго притухший, вновь жадно запылал в ее глазах.
— А, сюда идет Генри Бернард Миллер из Чикаго, — начала она снова. — Я расскажу вам историю, директор, которая случилась в лучшем игорном клубе Чикаго.
— Я нахожу, что ваша соотечественница прелестна, восхитительна, — обратилась Китти к французам. — Адонар из Комеди Франсез. Вам знакомо это имя?
Нет, французам это имя было незнакомо.
Китти задумчиво бродила по палубе, распахнув шубку, уперев тонкие, бледные руки в бедра и зажав в углу рта длинный серебряный мундштук.
— В ней чувствуется порода! — произнесла она как бы в пространство. — Настоящая порода! — Китти казалась взволнованной. Взгляд ее томных усталых глаз ожил. Она вдруг остановилась и сказала, обращаясь к своим кавалерам, но так, будто говорила сама с собой. — Она прекрасна! — Китти была словно в трансе, щеки ее зарумянились.
Она пошла дальше, и французы последовали за ней. Виконт Джей, замыкавший шествие, приотстал умышленно. У него был обескураженный, удрученный вид.
Китти вдруг словно подменили, и ее волнение встревожило его. Безумно влюбленный, он вот уже два года ездил за ней повсюду: из города в город, из отеля в отель, неотступно, как тень. Месяцами она вела себя вполне благоразумно, потом вдруг ее охватывало какое-то смятение, вот как сейчас. Он вспомнил, что однажды слышал, будто какая-то молодая актриса покончила с жизнью из-за Китти. Ему, наверно, никогда не понять эту женщину.
Немного погодя они встретили Харпера с Жоржеттой. Китти остановила их.
— Здравствуйте, Харпер, — игриво сказала она, не сводя глаз с Жоржетты, которая стояла, засунув руки в карманы. — Я вам не помешаю?
Харпер смущенно улыбнулся.
— Вы прекрасно декламировали в баре, мадемуазель Адонар! — уверяла Китти. — Это было чудесно!
Жоржетта покраснела.
— Боюсь, что я была немного пьяна, — ответила Жоржетта. — Харпер напоил меня.
— Мне нравится ваша французская речь, мадемуазель Адонар, — продолжала Китти. — И голос ваш мне очень симпатичен. Мне кажется, мы могли бы стать добрыми друзьями.
— О! — проворковала Жоржетта. И пожала Китти руку.
Китти обняла ее за плечи и увела вперед.
— Вы замерзнете! — сказала она озабоченно. — Возьмите мою шубку!
— О нет, мне совсем не холодно! — ответила Жоржетта, продрогшая до мозга костей.
Харпер с трудом скрывал свою досаду. Он предпочел бы остаться наедине с Жоржеттой. Вместе с виконтом Джеем мрачно плелся он за дамами. Французы незаметно удалились.
— Поищем лестницу на верхнюю палубу, — сказала Ева. — Здесь слишком людно. Ах, смотрите-ка, вот же она.
Поднимаясь по ступеням, Еве пришлось ухватиться за руку Вайта — с такой силой дул здесь ветер, он дико разметал ее волосы, пробивался сквозь платье, всем телом ощущала она приятную прохладу.
— Ах, какой ветер! — сказала Ева. — Я рада, что вы приехали, Вайт. Правда, я очень рада!
— Я счастлив, — ответил Вайт. Концы шарфа, которым Ева повязала голову, касались его лица, и он вдыхал аромат ее волос.
Они поднялись на шестую палубу. Далеко внизу перекатывались синие, сверкающие волны. Вдали, у самого горизонта, ползло суденышко, окутанное ржаво-коричневым дымом.
— Вайт, глядите-ка, пароход! Что это за судно, как вы думаете?
— Грузовое, видимо, не рейсовое, со случайным грузом, их называют «бродягами».
— Как здесь хорошо! Правда, здесь чудесно?