Голубая роза

Газель вскарабкалась в школьный автобус. Теперь нужно уложить малышку – лучше все-таки на балконе, ветер вроде утих, и можно заняться делами. Среди неотложных была завтрашняя лекция Мехмета, Сибел точно знала, что у этой задачи есть еще как минимум два варианта решения, надо их ему показать. А учебник? Успеть бы написать хоть несколько страниц – мужу надо помогать, да и самой интересно.

С ребенком на руках Сибел прошла в спальню за одеялом, по пути отключила стиральную машину; проходя через кухню, одной рукой вытряхнула из пакета в раковину шпинат, закупорила ее пробкой и включила воду. Пусть отмокнет немного, потом будет проще мыть.

Не забыть бы спросить Октая, если они с Айше зайдут, про это новое лекарство. Наверняка Мехмет начал полнеть от него. И диету надо обсудить. А заводить разговор о даче и о совместном с Айше будущем, пожалуй, не стоит. Сами разберутся, не маленькие.

Октай Гюльолу был приобретением Сибел, и она им законно гордилась.

Во-первых, нашла мужу такого врача и друга; во-вторых, идеальный вариант для Айше.

Сибел отдавала себе отчет, что, будь она свободна, она сама не осталась бы равнодушной к Октаю. Это же мечта любой женщины: преуспевающий врач-окулист, высокий, красивый, черноглазый, прекрасно одевается, следит за собой, умеет себя вести… собственный дом в престижном районе коттеджей, прямо у моря, хорошая машина… а Айше хоть бы очки сняла, что ли! И уши бы проколола!

Укачивая малышку в коляске и размечтавшись об этой красивой (увы, чужой!) любви, Сибел на секунду отвлеклась от своих четких, реалистических мыслей и планов на день, от привычных «во-первых» и «во-вторых». И по странной ассоциации из глубины сознания всплыло обычно подавляемое: «Если бы в коляске был сын!».

Ее муж мечтал о сыне, и она сама давно привыкла хотеть мальчика. Когда родилась старшая дочь, ни Мехмет, ни Сибел особенно не огорчились… так, чуть-чуть. Все равно ведь хорошо иметь двух детей, вот второй и будет мальчик. Но вот уже третья попытка оканчивается неудачей.

Если бы в коляске был сын, Сибел могла бы спокойно спланировать не один день или ближайшую нуеделю, а свое будущее вообще. Насколько это возможно. Тогда было бы ясно: больше детей не рожать, через пять лет отдать мальчика в начальную школу, а может, и раньше в детский сад, и устроиться на работу, и самой написать заказанный мужу учебник тригонометрии, и привести себя в порядок, и выходить из дома без коляски, и общаться с коллегами, и говорить на профессиональные темы, и нанять домработницу…

Но малышка в коляске была девочкой.

Надо было принимать решение: или быстро заводить еще одного ребенка (а где гарантии, что это будет мальчик?!), или остановиться на трех дочерях. Второй путь открывал перед Сибел ту же перспективу: отделаться от ненавистного домашнего хозяйства, которое она так идеально вела, и сохранить себя как личность и профессионала. Но сохранить надо и мужа – а для этого предпочтительней рискнуть еще раз.

Не надо забывать, где он работает. Она, Сибел, пишет ему интересные лекции и придумывает оригинальные способы решения задач и доказательства теорем, и студенты его любят. Значит, и студентки тоже.

Наивно предполагать, что тридцатипятилетний, жизнерадостный, обаятельный мужчина будет хранить верносуть тридцатидвухлетней, часто беременной и отнюдь не хорошеющей жене. Особенно если он по долгу службы окружен двадцатилетними студентками и двадцатипятилетними аспирантками. Арифметика, а не высшая математика!

Это только Айше со своим идеализмом и максимализмом приходит в ужас от таких предположений. Сибел вспомнила свой недавний разговор с ней.

– И ты бы его простила? – в глазах Айше было не просто удивление, а что-то вроде отвращения.

Ничего, вот выйдет замуж не на месяц, а на подольше, да за такого красавца, как Октай, – заговорит по-другому! У того ведь тоже вокруг – медсестры, санитарки, практикантки, не говоря уж о благодарных восхищенных пациентках.

– А что мне прощать? – сказала она вслух. – Я же ничего конкретного не знаю. И знать не хочу! Считается, что он мне не изменяет, и хорошо.

– То есть ты в принципе отвергаешь возможность постоянства, любви, верности? Как же можно жить вместе, ложиться, прости за нескромность, в постель, рожать от него детей – и такое о нем думать?!

– Понимаешь, Ай, ты зарылась в свои книжки, и жизни не знаешь, а в ней всё не так однозначно, – уменьшительные имена прижились в их общении с легкой руки Октая.

«В Америке, – говорил он, – никто ни к кому не обращается, выговаривая все имя целиком. У каждого есть nickname. Очень удобно, не то что у нас!».

Он и прозвал Айше – Ай.

«Тебе не идет такое старинное имя! С именем «Айше» надо носить тюрбан или паранджу. Я буду звать тебя «Ай» – «Луна». Романтично и красиво!»

– Понимаешь, Ай, – сказала тогда Сибел, – жизнь не роман. И раз уж ты, идеалистка, сама заговорила о постели, так я тебе скажу кое-что. Мне и вторую и третью беременность врачи предписали вообще воздерживаться от секса. А что делать мужу?

– И он тебе изменял? – отвращение на лице Айше читалось так ясно… так неприятно читалось.