Голубиные перья. Рассказы

Мейплы рассмеялись — не столько над самим рассказом, сколько над тем, как Ребекка скупыми средствами разыграла эту сцену, показав и чужое фиглярство, и собственное хладнокровие. Они воочию представляли, как она держится за дверцу такси, бесстрастно взирая на своего спутника, а тот, согнувшись в три погибели и демонически скрючив пальцы, с головой отдается уличному лицедейству и воображает, будто у него прорезаются рога, языки пламени лижут ноги, а на пятках растут копытца. Суть дела, понял вдруг Ричард, вовсе не в том, что с Ребеккой вечно приключаются забавные истории, а в том, что по контрасту с ее благоразумным спокойствием все происходящее вокруг нее становится забавным. Возможно, события этого вечера в ее пересказе тоже будут выглядеть карикатурой: «По улице скачут конные полицейские, а она как закричит: ой, снег пошел — и повисла на муже. А тот весь вечер твердил, что она больна, и накачивал нас хересом».

— Он, наверное, выкидывал еще какие-нибудь фокусы? — спросила Джоан.

— По случаю первого свидания мы отправились в большой ночной клуб на крыше какого-то дома, а когда собрались уходить, он уселся за рояль и бренчал до тех пор, пока арфистка не взмолилась.

— Настоящая арфистка? — удивился Ричард.

— Да. Терзала струны целый вечер. — Ребекка изобразила широкие круговые движения.

— А он что — обеспечивал фортепьянное сопровождение? Аккомпанировал? — Ричард уловил в своем тоне нотки раздражения, хотя и не понимал, с чего бы это.

— Нет, просто сидел за роялем и наигрывал что бог на душу положит. Сейчас уже не припомню.

— Неужели такое бывает? — Джоан словно подталкивала Ребекку к продолжению.

— Слушай дальше. Мы поехали в другое место, а там пришлось ждать у стойки бара, пока освободится столик. Я оглянуться не успела, а он уже расхаживает по залу и выясняет, нет ли у кого нареканий.

— Какой ужас! — сказала Джоан.

— Да. После этого он и там сыграл на рояле. Можно сказать, мы стали гвоздем программы. Около полуночи он решил, что нам необходимо навестить его сестру, которая живет в Бруклине. Я уже с ног валилась от усталости. Мы вышли из метро на две остановки раньше, чем нужно, под Манхэттенским мостом[14]. Вокруг ни души, мимо несутся одни черные лимузины. Где-то в небе над нашими головами, — тут она запрокинула голову, словно разглядывая облака или солнце, — висит Манхэттенский мост, а по нему, как утверждает мой друг, проходит железная дорога. Потом мы наконец нашли какую-то лестницу, а на ней — пару полицейских, которые отправили нас обратно в подземку.

— Интересно, чем же этот уникум зарабатывает на жизнь? — спросил Ричард.

— Учительствует. Кстати, далеко не глуп.

Она встала и размялась, вытянув перед собой тонкую серебристо-белую руку. Ричард принес ей пальто и вызвался проводить.

— Здесь идти всего-то полквартала, — возразила Ребекка, не проявляя, впрочем, ни малейшей категоричности.

— Непременно проводи ее, Дик, — изрекла Джоан. — Заодно купишь сигарет.

По всей видимости, она с удовольствием представила, как он будет шагать по запорошенной улице, разрумянится от холода, вернется весь в снегу и принесет с собой радость от прогулки; если бы не кашель и насморк, она бы охотно составила мужу компанию.

— Советую тебе не курить хотя бы пару дней, — сказал Ричард.

Выйдя на лестничную площадку, Джоан помахала им сверху.

Различимые только в свете фонарей, трепетные снежинки романтически покалывали кожу.

— Настоящий снегопад, — проговорил Ричард.

— Да, действительно.

На углу, где зеленый глаз светофора от снега сделался водянисто-голубым, Ребекка не сразу отважилась ступить вслед за Ричардом на мостовую, чтобы перейти 13-ю улицу.

— Тебе ведь на ту сторону? — спросил Ричард, по-своему истолковав ее нерешительность.

— Да.

— Мы тебя как-то подвозили из Бостона. — Тогда Мейплы еще жили в районе восьмидесятых улиц. — Помню только, что по соседству были какие-то большие здания.

— Церковь и училище мясников, — сказала Ребекка. — Каждый день около десяти утра, когда я иду на работу, мальчишки высыпают на перемену: вечно хохочут, а сами с головы до ног в крови.

Ричард поднял голову, чтобы разглядеть церковь; силуэт шпиля казался изломанным на фоне россыпи освещенных окон нового жилого дома по Седьмой авеню.

— Бедная церковь, — сказал он. — В таком городе шпиль с трудом удерживает позиции самого высокого сооружения.

Ребекка не ответила, даже не откликнулась своим привычным «да». Ему стало ясно, что это молчание — кара за менторский тон. Чтобы преодолеть неловкость, он переключил ее внимание на первое, что бросилось ему в глаза: это была полустертая вывеска над массивной дверью.

— «Училище продовольственной торговли», — прочел он вслух. — Соседи сверху рассказывали: субъект, который жил в нашей квартире до того человека, что въехал туда непосредственно перед нами, промышлял оптовой мясной торговлей и представлялся как «поставщик деликатесов». А еще у него была содержанка.