Голубиные перья. Рассказы

Умения вовремя покинуть сцену он был лишен столь же безнадежно, сколь и всех прочих театральных навыков. Он просто сидел, мотал головой и потирал нос. Лежавшие на столе банкноты он просто игнорировал, — возможно, до тех пор, пока не будет полностью исчерпан ритуал благодарности, они для него были табу. Джеймс, которому грубость была несвойственна, качался на стуле, избегая взглядов присутствующих. По его мнению, в основе спектакля, разыгрываемого негром, лежали либо невзгоды, о которых тот рассказывал, либо невзгоды, заставившие его солгать. В обоих случаях этого человека следует терпеть. Однако самая мысль о нем была нестерпима — вся жизнь этого жалкого кретина, цеплявшегося то за один тонкий прутик благотворительности, то за другой — в лице шофера грузовика, хозяина квартиры, Лиз, торговца мебелью, бригадира на стройке, а теперь еще и Джеймса — вызывала у него тошноту и головокружение.

— Может, вам лучше вернуться к жене? — вежливо заметил он.

— И-и-и… — вздохнул негр совершенно не соответствующим случаю дискантом, словно извлекая звук из дудочки.

Джеймс с ужасом ожидал, что Лиз сейчас начнет предлагать негру одеяла и продукты — стоит лишь ему задержаться. Что тот и сделал, хныкая и перебирая пальцами поля шляпы, словно какую-то бесконечную веревку. Пока Лиз оставалась на кухне, складывая ему продукты в бумажный пакет, негр собрался с духом и поведал Джеймсу, что хочет завтра привести жену со всем семейством познакомиться с ним и с миссис и сказать им спасибо.

— Может, у вас найдется какая-нибудь работа… полы помыть… или еще что… она так счастлива… пока мы сможем отдать деньги… двадцать долларов… хе-хе-хе… — бормотал он, поднимая руку к глазам.

— Нет, нет, о нас не беспокойтесь. Считайте, что эта тридцатка (деньги счет любят) подарок от города.

— Да, да, да, иначе я бы и не взял. Вы только позвольте — пусть моя жена завтра все тут у вас приберет.

— Вам самим надо устраиваться на новом месте. А о нас не думайте.

В комнату вошла Лиз с неумело собранным бумажным пакетом в руках. Из чего Джеймс заключил, что одеял им не перепадет. Поза его жены ничего хорошего не сулила.

Как всегда провожая уходящего гостя оживленной болтовней, Джеймс между прочим спросил:

— А вы знаете, куда вам ехать? Только уж, пожалуйста, не берите такси. Садитесь на автобус, а потом на подземку. Где вы поселились?

— А-а-а… где-то там, недалеко от этой… как ее… Лексингтон-авеню…

— Где именно на Лексингтон-авеню? Какая там перпендикулярная улица?

— Простите, мистер… я не совсем понимаю… я в таком трансе…

— На углу какой улицы? Лексингтон-авеню очень длинная.

— А-а-а… кажется, сто двадцать девятой…

Когда Джеймс с наивной гордостью провинциала подробно объяснял, где лучше сесть на автобус, идущий по 14-й улице, сколько остановок до нужной ему станции метро, как вставить жетон в турникет, слова, казалось, возвращались к нему обратно, словно отскакивая от аналогичной информации, уже отложившейся в мозгу у негра.

— Только не поддавайтесь искушению поймать такси, — напоследок сказал Джеймс. — Если б вы днем застали нас дома, это обошлось бы нам в два тридцать. Знаете что, я вам дам еще денег на автобусный билет и на жетон. — Выудив из кармана пальто пригоршню серебра, он сунул в податливую ладошку десятицентовик, пятицентовик и жетон, но рука негра не шевельнулась, и тогда он сунул в нее еще два пятицентовика, подумал: «Просто чертовщина какая-то!» — и наконец высыпал все содержимое кармана — доллар с чем-то. — Ну вот, теперь я сам остался без гроша, — сказал он чернокожему.

— Спасибо вам, и миссис тоже, большое спасибо и вам, мисс.

Они пожелали ему счастливого пути. Он пожал всем руки, с трудом поднял пакет и, бормоча что-то невнятное, вышел за дверь, которую открыл перед ним Джеймс.

— Четыре квартала на север до 14-й улицы, — прокричал ему вдогонку Джеймс и нормальным голосом добавил: — Будь я проклят, если он не станет ловить такси.

— Ужасно мило с вашей стороны, — заметила Дженис, — но отдать ему все деньги — это уж слишком.

— Подумаешь, — пританцовывая, заявил Джеймс. — Деньги — прах.

Лиз сказала:

— Миленький, я удивлена, что ты дал ему две десятки.

— Удивлена? В стране сейчас инфляция. На семь надувных матрасов «Бьютирест» десяти долларов не хватит. Он проявил завидную способность транжирить деньги. Ты оглянуться не успела, как твоей десятки и след простыл. Мы до сих пор не знаем, на что он ее потратил.

По-ирландски дотошную Дженис все еще занимали моральные аспекты проблемы. Обращаясь скорее к Лиз, нежели к Джеймсу, она сказала:

— Конечно, ему нужны деньги. Вы бы послушали, что тот таксист говорил. А впрочем, даже лучше, что вы этого не слышали. Хотела бы я посмотреть на того, кому не нужны деньги. Нам с вами они тоже нужны.

— Кстати, — заметил Джеймс, глянув на электрические часы на кухне: 11.20. — По-моему, мы вернулись где-то около десяти. От семи тридцати до десяти — два с половиной часа, то есть два с половиной доллара. Вы не могли бы разменять десятку?

У Дженис вытянулась физиономия.