Голубоглазый юноша

– Я не хочу замуж. Я по-прежнему люблю Марка. Наверное, это на всю жизнь, – тихо проговорила Джинни.

– Вряд ли он сейчас одобрил бы тебя, Джинни, – серьезно сказал Алан. Джинни сочла его слова нелепостью.

– Не исключено, – согласилась она. – Но он увидел бы в этом интерес. И потом, он не оставил мне выбора. Или мне надо было сидеть в пустом доме в Беверли-Хиллз, без него и Криса, и до конца жизни лить слезы? Это гораздо хуже.

– Мы надеемся, что ты скоро одумаешься. – Алан говорил за них обоих, и Бекки не возражала. Она пила уже четвертый за вечер бокал вина. Джинни была удивлена: раньше сестра столько не пила.

– Ты знаешь, куда тебя отправят в следующий раз? – спросил Алан.

– Пока не знаю. Может, в Индию, а может, в Африку. Меня устроит любой вариант.

Алан был потрясен, Бекки удрученно покачала головой.

– Ты представляешь, какой это риск? – спросил он Джинни, как маленькую.

– Представляю, – с улыбкой ответила она. – Поэтому меня и командируют в такие места: там проблемы, там без сотрудников гуманитарных организаций не обойтись.

Она превратилась в профессионала. Алан был, наверное, прав: Марка шокировали бы ее занятия. Но это гораздо лучше, чем утопиться в Ист-Ривер, а ведь еще совсем недавно самоубийство представлялось ей выходом! Но благодаря работе и появлению в ее жизни Блу Джинни стало гораздо лучше, чем в эти три года. Бекки с Аланом не имели представления о глубине ее трагедии и о том, чего стоило ее пережить. Только бы им не выпало ничего похожего! Джинни не хотелось, чтобы они оказались в ее шкуре и поняли, с каким настроением ей приходилось встречать каждое утро…

Они немного посидели внизу, потом Алан поднялся наверх смотреть по телевизору теннис. Бекки повела Джинни в гостевую комнату, разбирать вещи. Блу предстояло ночевать в комнате Чарли.

– Ты уверена, что он ничего не прикарманит? – заговорщицки спросила Бекки, и Джинни впервые с четырнадцати лет захотелось дать ей по лицу.

– Как ты можешь так говорить, Бекки?! – «Кто ты такая?!» – хотелось ей крикнуть. Но она взяла себя в руки. Откуда у них эта ограниченность, буржуазность? Бездомный – значит, воришка. Джинни было их даже жалко. – Нет, он ничего не возьмет, – заверила она сестру. – Он никогда этого не делал, живя со мной.

Джинни надеялась, что теперь Блу вообще на это неспособен. Если бы что-то подобное случилось, они бы никогда ей этого не простили. Но она была в нем полностью уверена.

Сестры поцеловались на сон грядущий, и Джинни разобрала свой чемодан в украшенной цветами комнате. Немного погодя Блу просунул в дверь голову. Он шел спать – Лиззи показала ему, куда идти.

– Мне все понравилось, – с улыбкой сообщил он. Если бы и Джинни могла сказать то же самое! Сестра и зять навевали на нее уныние. – И Лиззи, и Марджи.

– Да, хорошие девочки, – согласилась Джинни. – Может быть, мы завтра попросим для тебя плавки у Чарли. Я забыла их купить.

– Было бы здорово! – обрадовался Блу. Здесь, в Пасадене, он чувствовал себя как в раю. Джинни чмокнула его, и он ушел в комнату Чарли. Джинни тихо затворила дверь, думая об отце. Завтра ее ждало испытание: встреча с тем человеком, в которого он превратился.

Но даже все то, что рассказывала о нем Бекки в последние месяцы, не подготовило Джинни к тому, каким истощенным предстал перед ней отец, к его отсутствующему взгляду. Утром Джинни, сидя за завтраком рядом с отцом, помогала его кормить, потому что одна рука у него была в гипсе, да он и не проявлял интереса к еде. Съев с помощью Джинни тарелку овсянки, он уставился на дочь.

– Я ведь тебя знаю? – слабым голосом спросил он.

– Знаешь, папа. Я – Джинни.

Он кивнул с таким видом, будто переваривал эту информацию, а потом улыбнулся.

– Ты похожа на свою мать, – проговорил он неожиданно нормальным голосом. Джинни увидела в его глазах узнавание, и из ее собственных глаз брызнули слезы. – Где ты пропадала?

– Я долго отсутствовала. Теперь я живу в Нью-Йорке. – Не объяснять же отцу про Афганистан!

– Мы с твоей матерью несколько раз ездили туда, – задумчиво сказал он. Она кивнула. Он был прав: она была гораздо больше похожа на мать, чем Бекки. – Я очень устал. – Эти его слова были обращены уже ко всей комнате. Чтобы вспомнить Джинни, ему потребовалось сверхчеловеческое усилие; иногда у него случались такие моменты, он вдруг что-то вспоминал, но быстро увядал снова.

– Хочешь подняться наверх и прилечь, папа? – предложила Бекки, знавшая, в отличие от Джинни, как это с ним бывает. Он рано просыпался и после завтрака часто дремал.

– Хочу. – Он неуверенно встал из-за стола. Дочери помогли ему подняться по лестнице, усадили на кровать. Растянувшись, он посмотрел на Джинни.

– Маргарет?.. – Так звали ее мать. Джинни молча кивнула, борясь со слезами. Ей следовало бы приехать раньше; хорошо, что он узнал ее хотя бы на несколько минут.

Он закрыл глаза и почти сразу уснул, слегка всхрапывая. Бекки осторожно повернула его на бок, чтобы не подавился во сне, и они, попятившись из его комнаты, спустились вниз.