Голубой ангел

Они гуськом уходят. Свенсону вспоминается одна история, которую ему рассказали в воспитательных целях, когда он только приехал в Юстон, – история про преподавательницу, которая стала появляться на за­нятиях под мухой, назначала студентам консультации на двенадцать но­чи в мексиканском ресторанчике в Уинуски. Тех это настолько достало, что как-то раз, когда она вырубилась прямо на занятиях, они, уходя, на­пялили ей на голову бумажный пакет. Эта история всегда его очень успо­каивала. Пока я не ухожу из класса в бумажном пакете, думал он, ситуа­цией я владею. Но сейчас, когда студенты один за другим идут мимо его стола, он понимает, что будь у них такой пакет, они бы не преминули им воспользоваться.

У себя в кабинете Свенсон видит, что зеленый огонек телефона мигает. Наверняка это звонила Анджела: хочет объяснить, почему не пришла на занятие. Он нажимает кнопку и никак не может понять, почему вдруг Анджела заговорила мужским голосом с английским акцентом.

Это Фрэнсис Бентам, сообщает, что ему необходимо срочно с ним повидаться, просит, как только он появится, перезвонить секретарше. Зачем он понадобился ректору? Ничего предосудительного он не совер­шал. Может, его выбрали учителем года, и ректор спешит сообщить ему эту радостную новость? Или назначили членом какого-нибудь комитета, что считается очень почетным, однако надо будет найти способ вежли­во поблагодарить и сказать, что он такой чести недостоин. Нет, не нра­вится Свенсону это «необходимо». Мне необходимо срочно с вами пови­даться. Когда тебе хотят сообщить, что ты выбран учителем года, про необходимость речи не ведут. Не нравится ему и «срочно» – как и то, что Фрэнсис Бентам звонит ему в кабинет. Не могла ли Клэрис сказать ректору, что видела Свенсона выходящим из комнаты Анджелы?

Свенсон набирает номер. Назвавшись, он слышит «Ох!» секретар­ши, и беспокойство усиливается. Она говорит:

– Завтра утром в девять вас устроит?

Это тоже Свенсону не нравится.

– Может быть, вам удобнее в девять тридцать? – спрашивает секретарша.

– Нет, все отлично, в девять, – отвечает Свенсон.

* * *

Кабинет ректора всегда навевает Свенсону мысли о некоем привилеги­рованном лондонском борделе, где членам парламента предоставляют­ся самые роскошные и изысканные апартаменты. Сценарий здесь разы­грывается «в личном кабинете начальника», и все, что произойдет между мальчишкой-хулиганом и справедливо возмущенным директором школы или же между справедливо возмущенной школьницей и лебезя­щим перед ней директором, случится в обстановке, призванной распо­лагать к удовольствию: кожаные кресла, приглушенный свет, стеллажи с книгами, огромный красного дерева стол, над которым так удобно скло­няться, и все это под присмотром воззрившегося с картины спаниеля, выпестованного в прошлой своей жизни в аристократическом клубе. Неужели никто не замечает, что на стенах кабинета ректора гуманитар­ного университета нет никаких произведений искусства, кроме портре­та чьей-то чужой собаки?

Бентам встает, пожимает Свенсону руку и, попросив секретаршу ни с кем его не соединять, закрывает дверь.

– Тед, прошу садиться. – Он возвращается за стол. – Благодарю, что, хоть я и не предупредил вас загодя, сумели выбраться.

– Да что вы! – говорит Свенсон. – В это время суток я всегда свободен.

– Да, хорошо… Ну что ж, может, без предисловий, приступим прямо к делу? Вы сначала посмотрите – тут у меня кое-что имеется… – Бентам выдвигает ящик стола, достает магнитофон, ставит посреди стала – ровно между ними. Сначала Свенсон решает, что ректор хочет записать их разговор. Но Бентам нажимает кнопку, пододвигает магнитофон поближе к Свенсону. Сначала слышен только неразборчивый гул, затем звучит женский голос:

"– Ненавижу, когда вы на меня так смотрите.

– Как «так»? – спрашивает мужчина.

– Как на собственный обед.

– Извините, – говорит мужчина. – Поверьте, я вовсе не хотел смотреть на вас как на обед".

Во время паузы Бентам смотрит на Свенсона. В его взгляде, обычно иронично-удивленном, читается явное презрение. Ну хорошо, если вам нужно, Свенсон готов признать: голос на пленке его. А второй – Андже­лы Арго. Откуда у них эта запись? Он слушает зачарованно – точно не знает, что будет дальше.

"– Я оставил ваш роман Лену Карри, – произносит голос Свенсо­на. – Он сказал, что чудовищно занят, но при первой же возможности его посмотрит. Естественно, может случиться, что он так и будет занят, а потом сделает вид, что прочел, и отошлет назад.

– Когда я могу ему позвонить? – спрашивает Анджела".

На пленке какой-то шорох. Что-то, очевидно, стерли. Наверное, не­кие ключевые слова, из которых ясно, что разговор на самом деле сов­сем о другом.

"–Да пошли вы! – говорит Анджела.

– Погодите! – говорит Свенсон. – Я вам тоже могу сказать: «Да пошли вы». Я уже сходил – отправился на Манхэттен на ланч с издателем, и тот вел себя так, будто я – последнее дерьмо, да еще посоветовал мне на­ писать воспоминания о детстве, обо всем том, что я уже описал в «Часе Феникса», только на сей раз он предложил мне выдать так называемую правду…"