Голубой Марс

Если бы не задували мистрали, он бы разрыдался: ничто не осталось прежним – ничто. Он прибыл на станцию в Марселе, которой не было, когда он покинул эти места, рядом с новым городком, которого также не было. И весь он был построен в стиле Гауди с его падающими каплями воды, что вызывало также в памяти обтекаемые формы, любимые богдановистами, отчего город напоминал Мишелю как бы растаявший Кристианаполис или Хираньягарбху. Нет, ничто не выглядело знакомым. Земля была странно плоской, зеленой, лишенной камней, лишенной je ne sals quoi[17], что делало Прованс особенным. Он не бывал здесь сто два года.

Но над всем незнакомым пейзажем веял мистраль, несущийся с Центрального массива, – прохладный, сухой, затхлый и заряженный, насыщенный отрицательными ионами или чем-то еще, что делало его таким бодрящим. Мистраль! Не важно, как все тут выглядит, это точно Прованс!

Местные сотрудники «Праксиса» говорили с ним по-французски, и он едва их понимал. Приходилось тщательно вслушиваться в слова, надеясь, что его родной язык к нему вернется, что англификация и арабизация, о которых он так наслышан, не слишком все изменили. Он поражался тому, как путался в родном языке, тому, что Французская академия не справилась со своей задачей и не сохранила, как должна была, язык таким же, каким он был в семнадцатом веке. Девушка, возглавлявшая группу его помощников из «Праксиса», вроде бы сказала, что они могут проехаться по окрестностям, все осмотреть, посетить новое побережье и так далее.

– Хорошо, – согласился Мишель.

Теперь он понимал их лучше. Возможно, дело было лишь в прованском акценте. Он следовал за ними через концентрические круги зданий, пока не оказался на парковке, ничем не отличавшейся от всех прочих. Девушка помогла ему забраться на пассажирское сиденье небольшой машины, а сама села с другой стороны, где находился руль. Ее звали Сильвией, она была невысокой, привлекательной и хорошо одетой, от нее приятно пахло, а ее странный французский не переставал удивлять Мишеля. Она завела машину, и они поехали из аэропорта. Они с шумом двигались по черной дороге, проложенной посреди ровного зеленого ландшафта, заросшего травой и деревьями. Нет, вдали виднелись и холмы, но они казались такими маленькими! А горизонт – таким далеким!

Сильвия подъехала к ближайшему побережью. С обзорной точки на вершине холма им открылся далекий вид на Средиземное море, в этот день испещренное бронзовыми и серыми пятнышками, блестящими на солнце.

Спустя несколько минут безмолвного наблюдения Сильвия двинулась дальше, снова взяв курс по ровной поверхности подальше от берега. Затем они остановились на дамбе и, как она сказала, «посмотрели на Камарг». Мишель ни за что бы его не узнал. Прежде дельта Роны представляла собой широкий треугольник в тысячи гектаров площадью, заполненный солеными болотами и травой, но теперь она снова стала частью Средиземного моря. Вода в ней была бурой, тут и там из нее торчали здания, но это все равно была вода, где голубоватой линией посередине выделялось течение Роны. Арль, сказала Сильвия, находился на краю участка и снова стал морским портом. Хотя они все еще продолжали укреплять канал. Вся дельта, что находилась к югу от Арля, от Мартига на востоке до Эг-Морта на западе, с гордостью заявила Сильвия, была покрыта водой. Эг-Морта в самом деле больше не существовало: все его промышленные здания были затоплены. А все портовые сооружения сплавили в Арль или Марсель. Они уделяли много внимания тому, чтобы сделать судоходные пути безопасными для кораблей; и Камарг, и равнина Ла-Кро, что лежала восточнее, были завалены разного рода конструкциями, многие из которых все еще торчали из воды – но не все; а вода была слишком заиленной, чтобы их увидеть.

– Видите, вон железнодорожная станция, там и зернохранилища, но пристроек не видать. А вот и каналы, что образовались благодаря дамбам. Дамбы теперь стали вроде рифов. Видите линию серой воды? Дамбы все еще разрушаются, когда их прорывает течение Роны.

– Хорошо, что тут хотя бы нет больших волн, – сказал Мишель.

– Точно. Иначе войти в Арль было бы для кораблей большой удачей.

Волны в Средиземном море были мелкими, и рыболовные и грузовые суда каждый день открывали проходимые пути. Также предпринимались попытки укрепить главный канал Роны, используя новую лагуну, а заодно восстановить боковые каналы, чтобы лодкам, возвращающимся вверх по течению, более не приходилось с ним бороться. Сильвия указывала Мишелю на детали, которых он не замечал, и рассказывала ему о внезапных изменениях канала Роны, опасных мелях, оторвавшихся буях, пробитых корпусах кораблей, разливах нефти, новых маяках, сбивающих с толку, – ложных маяках, устанавливаемых злоумышленниками для неосторожных моряков, – и даже о классических пиратах в открытом море. В новом устье Роны жизнь была полна интересного.