Голубой океан

Он подивился тому, что его дочь готова была пожертвовать годом учёбы, лишь бы стать студентом-бюджетником, не нуждающимся в родительской субсидии. Вспоминая себя в её возрасте, он подумал о том, что, хотя в годы его юности образование было бесплатным и котировались лишь знания, ему и в голову не могло прийти, чтобы перейти, скажем, на вечернее или заочное отделение. А его девочка думала о том, как облегчить ему тяжесть вливаний в карман институтской новой профессуры. Другое поколение! И профессура другая, совсем не как во времена его молодости!.. А он, хоть и бороздит ежедневно часами океан Интернета, существо вымирающее, и все его философские, нравственные конструкции покосились и, того гляди, рухнут от постоянно налетающего ветра…

55

Человек удивительное существо. Он привыкает ко всему. Дора будто перестала жить своими несчастьями. Она загрузила на все свои сайты фотографию младшей сестрицы вместо своей и взахлёб общалась с её ровесниками. «Что она хочет этим доказать?» – думал Одиссей. Даже на Дашиных страницах он нигде не встречал такого трёпа, какой он находил у Доры. У Даши в её журнале были фотографии – очень художественные, профессиональные – смотришь на них и удивляешься, что их делала совсем юная женщина, такая в них непроглядная глубина, за которой можно угадать не одно подводное течение… У Доры был глупейший трёп про пиво, хомячков, мужиков и балдёж. Было странно, что его подруга, которая силою обстоятельств, казалось бы, должна была шагнуть далёко за свой уже не очень-то юный возраст, словно утопающий за соломинку, хваталась за все эти мыльные пузыри внешней яркой жизни, полной новых иномарок; вырастающих, как грибы, кафешек и ресторанчиков; лоснившихся молодых людей, неизменным атрибутом которых была банка иностранного пива, к ней те поминутно прикладывались – и идя по городу, и разъезжая в своих подержанных иномарках… О чём она разговаривала со своими друзьями? Да ни о чём… О каких-то новых музыкальных ансамблях, названий которых он не знал; о «чуваках» и «крутых»; о прикидах, разговоры о них казались ему очень странными, так как Дора одеваться не умела (полинялые еле натягиваемые и застёгиваемые джинсы, из-под которых выползал голый живот, и какой-нибудь безвкусный свитерок, расшитый иностранными буквами китайским люрексом, фосфоресцирующим в ночи, словно морда собаки Баскервилей). Одиссея так раздражали эти её разговоры, полные счастливого щебетания и конского ржания.

Хлопнув дверью, он закрывался у себя в кабинете, погрузившись в мерцающий экран монитора. Он редко выходил на сайты, не нужные ему по работе, но общение по службе давно стало неотъемлемой частью его жизни, где кучка стареющих молодых людей создавала детский мир в картинках… Создание обучающих игрушек настолько поглотило его, что он просто давно не представлял себе другой жизни.

Его сердце начинало подпрыгивать теннисным мячиком в предвкушении очередного обучающего проекта. Он как бы видел тех детей с распахнутыми глазами, вперившихся в его сложные красочные конструкции, которые вдруг хоть на час начинали заменять им многочисленные «стрелялки» и «бродилки».

Ему больше не хотелось разговаривать «ни о чём». Раньше с ним такого не было. Теперь общение в Интернете стало заменять ему живую речь… С одной стороны, это была, конечно, самодостаточность, но, с другой, он всегда мог перемолвиться парой фраз с далёким, чужим или близким ему человеком даже на другом конце планеты.

Иногда он общался со своими одноклассниками. Запросто можно было перешагнуть через десятилетия, разделявшие бывших друзей, и начать разговор – будто расстались только вчера. Взять – и просто поведать о своих печалях, как случайному попутчику по купе.

Может быть, ему просто надо было выговориться, выплеснуть содержимое души, переполнявшее её, и поэтому он и втянулся в эту странную переписку со Светланой? Эта женщина не была похожа ни на его коллег, ни на его сокурсников. С ней хотелось разговаривать… Хотелось писать ей длинные умные письма, положить свой распалённый сверлящей болью висок на её мягкие колени – и чтобы его обязательно погладили по голове, как в детстве гладила мама.

Он не изменил Доре, но с усмешкой подумал, что, если сердце начинает радостно стучать в надежде получить послание от чужого человека, то это уже измена.