Голубой трамвай

– Ну… Сколько этих домов – четыре, пять? По-моему, пять… сейчас еще посчитаю. И фонарей столько же. Закончился один блок – и все пошло заново. Знаешь, гифки такие бывают бесконечные? Или как взяли кусок улицы и скопипастили миллион раз, или не миллион, а бесконечность, наверно…

– Ничего себе, – охнул Вэн и стал таращиться на дома.

– И мы как из зеркала в зеркало идем… Кто-то поставил такие зеркала по краям, понимаешь? Знать бы, где эти края и как они сделаны… Странно, что местные сами этого не замечают… или просто привыкли…

– Есть, – вдруг сказал Топ. Он сказал это тихо, но Вэн услышал. – Стойте тут, я вернусь.

– Не ухо… – попросил было Вэн, но Топ уже был там. Хлопнула дверь.

Они остались одни.

Вокруг высились одинаковые дома Панели. Невидимые зеркала, растворенные в тумане, повторяли их снова и снова, как клетки таблицы…

– А помнишь вот эту первую аксиому? – почему-то шепотом заговорил Вэн. – «Всегда и везде должны быть темень и туман», или что-то такое?

– Ну?

– Ведь если так, и если тут не может быть рассвета – тогда зачем нужна эта аксиома? Ну, например, – лихорадочно соображал Вэн, – например, аксиома «снег всегда и везде холодный». Зачем ее придумывать и учить в школе? Это же и так ясно, без всяких акс…

– Идем! – крикнул Топ, выглянув из другого дома.

– Ты как туда попал? – удивился Вэн.

– В смысле?.. А. Ну это же неважно, – сказал Топ. – Буц, вы никак не поймете элементарных вещей… Идемте сюда. Еле нашел по такому лимиту, и даже осталось немного…

Шут начинает шутить

Они вошли в дверь и закашлялись: так душно было там в сравнении с сыростью Панели.

Если первая клетка, в которой они побывали, казалась обыкновенным домом с пустыми коридорами, то эта сразу оглушила их многолюдьем и гамом, взболтанным в духоте. Она была как огромная общага: во все стороны расходились бесконечные ходы, пестревшие дверьми, из которых выбегали и галдели десятки людей. Там и тут висело белье, стекая прямо на пол (Вэн чуть не поскользнулся). Пахло пóтом, капустой и всем на свете. Под ногами ползали карапузы, о которых спотыкались дети постарше. Они носились по коридорам, везде получая по шее, и сбивали с ног всех, кто оказывался у них на пути.

– Чего толкаешься? – обиделся Вэн на какого-то малька.

– Стоб тебя цув буфнул, – пожелал ему малек и понесся дальше.

Топ упрямо вел их по коридору, трогая рукой закрытые двери. Вэн и Мэй шли за ним. На них почти не обращали внимания – только пялились на Мэй, и несколько детских голосов крикнули – «чур, чур!» – и кто-то еще дернул ее за панталоны. Она закусила губу.

Наконец Топ потрогал одну из дверей и остановился.

– Вроде здесь, – сказал он.

Дверь открылась. За ней была то ли больничная палата, то ли зал ожидания – длинный барак, и в нем десятки коек, загроможденных телами, едой и барахлом. То же самое было на полу.

– Что это? – спросила Мэй.

– В смысле? – спросил Топ. – Обыкновенная людярня. Тут есть свободные лежки.

Он неуверенно шагнул к койкам.

– Ууу! – грянуло со всех сторон сразу. Мэй отскочила. – А вот и шут! Пошути со мной, шут!

– Кто тебя так разукрасил, шут? Ты шут или ты чур?

– А ну попляши у меня под хвостом, буц тебя в рыло! Мне там массаж прописали, чтоб газы не пускал по ночам…

– Ты и так пускаешь их, как бронзовый поезд…

– Шут, спой мне песню про любовь, а я посмеюсь…

– Я ничего не буду петь! – пискнула Мэй петушиным голосом. – Я бесплатно не работаю!

– Чего-о? Ахахаха! – заклокотала палата. – Вот отмочил! Повесели меня, шут!

– Я ничего не отмочила! – сквозь слезы крикнула Мэй. – Я никого не хочу веселить! Нам сейчас не до того…

– Не хочешь – заставим…

– У старого Врыка все пляшут, как буцы…

– И веселятся…

– Не трогайте ее, – попросил Вэн чьи-то пальцы, ухватившие Мэй за рукав. Но Топ выдернул ее, как редьку, за другую руку, да так, что Мэй чуть не бухнулась на пол.

– Не останавливаться. Ни с кем не говорить. Ни с кем не спорить, – шипел он. – Вы что, правда такие дураки?..

Свободные койки были в конце зала. Топ спросил что-то у соседей и получил по шее.

– Все. Отдыхаем. Остальное потом, – сказал он, шмыгая носом.

– Мы… я могу не отдыхать, – напомнил Вэн.

– Что ты там мычишь? Орут все, не слышно ни буца…

– Я могу не отдыхать, – Вэн повысил голос. – Мы никогда не…

– Буц! Я забыл. Ну, все равно ложитесь и лежите тихо, а то у меня башка буцнет за вами смотреть. Без меня никуда! Понятно, или еще раз повторить?

– Понятно, – сказал Вэн. – И ты тоже без нас не…

Топ не ответил. Он лежал с открытыми глазами, глядя в потолок.

– Обязательно ложиться сюда? – всхлипнула Мэй, взявшись за подушку. Белье, похоже, не менялось неделями.

Топ молчал.

– Лучше лечь, – сказал Вэн. – Ничего, мы ведь не можем запачкаться… наверно…

Мэй откинула одеяло и легла, сжавшись от отвращения. То же сделал и Вэн.

Койка казалась убежищем, где можно схорониться от этого гама, который вот-вот сожрет тебя с одеждой и ботинками… Ботинки, кстати, Вэн не снял – даже не пытался, и Мэй тоже. «Придет вахтерша и будет ругаться» – подумал он и запаковал ноги поглубже в одеяло…

– Прости, – вдруг сказал Топ.

Было непонятно, кому и зачем он это говорит.