11 января
На рассвете ушел в 1–ю В А.
Подполковник Б. А. Андросов — заместитель начальника штаба по политической части — предложил перейти на работу в армию.
Долго и убедительно доказывал он необходимость переменить профессию, расти на другой работе, отдавать свои силы и знания большому делу. Всем сердцем я был благодарен ему за внимание, заботу и чуткость, он напоминал собой в эти часы Дмитрия Андреевича Фурманова — те же ум, простота и учтивость, — но я никак не мог согласиться с одним: отказаться от риска, уйти с поля боя, не сражаться с врагом непосредственно.
Вот почему я запростестовал и, как только мог, просил подполковника не отрывать меня от горячего дела.
26 января
Мороз. Солнце. Ни облачка. Аэродром гудит. Беспрерывно взлетают и садятся «ПЕ-2», «ИЛы», «УТИ-4», «У-2», «Дугласы», «Чайки».
Полк сделал 18 вылетов на разведку аэродромов, дорог, оборонительных рубежей, коммуникаций и тыла врага.
27 января
Советское Информбюро порадовало новым известием: ликвидация сталинградской группировки противника подходит к концу. Два–три дня напряженной работы, и гитлеровская многотысячная банда, окопавшаяся в развалинах разрушенного города, будет полностью истреблена.
В последний день января Горбатенкова вызвал начальник отдела кадров — высокий тучный полковник, сухо и отчужденно поздоровался, посмотрел отсутствующим и безразличным взглядом, показал на стул.
Разговор был краткий и довольно официальный, похожий на следовательский допрос.
— Фамилия?
— Горбатенков.
— Звание?
— Техник–лейтенант.
— Что делаете?
— Летаю.
— А почему техник–лейтенант?
— Окончил техническую авиашколу.
— А как попали на самолет?
— Переучился.
— Почему звание не переменили?
— Это от меня не зависит. Впрочем, наше командование давно уже ждет результата из 1–й воздушной.
— Сколько боевых вылетов?
— Пятнадцать.
— Награждены?
— Нет.
— А почему нет награждений?
— И сие от меня не зависит. Видимо, не за что награждать.
— Странно. По приказу наркома за десять боевых вылетов положена награда… Образование?
— Высшее.
— Что окончили?
— Факультет языка и литературы Смоленского пединститута.
— Литературу не забыли?
— Кое-что помню.
Еще несколько вопросов в протокольном стиле, и полковник встает — разговор окончен.
Уже стоя за дверью кабинета начальника отдела кадров в ожидании очередного вызова, Горбатенков пытался разобраться в разговоре: что же хотел полковник?
Вызова все не было, Горбатенков устало и разочарованно ходил по длинному и пустому коридору. Подошел пожилой майор и подал пакетик с пометкой: «Полковнику Фаставщуку». «По всей видимости, в сем пакете, — подумал Горбатенков, — запечатана моя судьба». Никакие мольбы не отрывать его от боевой работы на работников армейских кадров не подействовали. Кутаясь в полушубок, он без желания шел во флигель начальника отдела разведки 1–й воздушной армии.
Кому теперь выложить все наболевшее, кому распахнуть свое сердце, у кого спросить совета? Одна из тропинок привела Горбатенкова к подполковнику Б. А. Андросову — человеку, который умел выслушивать, понимать и, когда нужно, помогать.
Борис Арсентьевич встретил, как обычно, приветливо. Узнал, долго расспрашивал и, когда узнал о просьбе, тут же повел к заместителю командующего полковнику Й. Г. Литвиненко.
Высокий худой Литвиненко, подперев голову рукой, выслушал молча. Темпераментный Андросов перебивал доклад Горбатенкова, красочно живописуя заслуги своего подзащитного.
— Сложно это — летная работа, — глухо заговорил Литвиненко, — но если уж действительно хотите — поддержу.
31 января