Голубые глаза, черные волосы

Это произошло возле шоссе, когда закрылось второе кафе, он сказал ей, что ищет женщину, с которой мог бы какое-то время спать рядом, что он боится безумия. Он хочет заплатить этой женщине, нужно платить им, чтобы они мешали мужчинам умирать, сходить с ума. Он вновь плакал, доведенный усталостью до изнеможения. Лето пугало его. Они были одиноки этим летом, все пляжи заполнены влюбленными парами, женщинами с детьми, а над ними везде смеялись, в варьете, в казино, на улицах.

Она впервые видит его в наводящем ужас дневном свете.

Он элегантно одет. Его летний костюм слишком красивый, слишком дорогой, у него стройное тело, кожа совсем белая. Он высокий, худой. Так же как и она, он, вероятно, перестал заниматься спортом сразу после школы. Он плачет так по-детски, что эти слезы заставляют забыть весь его облик. Вокруг глаз у него видны остатки темно-синей туши.

Она говорит ему, что с женщиной, которой платят, он станет чувствовать себя так же, как если бы он был один. Он говорит, что хочет ей платить, чтобы она не любила его, чтобы рядом с ним было только ее тело.

Он не захотел, чтобы она пришла сразу же. Пусть она придет через три дня, чтобы у него было время подготовиться.

Он встретил ее настороженно, с некоторой холодностью, его руки в летнюю жару были ледяными. Он дрожал. Он был одет в белое, как иностранец с голубыми глазами, черными волосами.

Он попросил не спрашивать ни его фамилии, ни имени. Сам он ничего не сказал, она ничего не спросила. Он дал ей адрес. Она знала это место, дом, она хорошо знала весь город.

Воспоминание путаное, тяжелое. Это была оскорбительная просьба. Но он должен был это сказать, на тот случай, если она решит у него остаться. Он вспоминает о женщине в кафе, о телесной нежности ее голоса, слезах, текших по бледному лицу. О ее глазах, столь удивительно голубых, что даже не верится. О ее руках.

Она спит. Рядом с ней на полу лежит черный шелковый платок. Он хотел спросить, зачем он ей нужен, потом передумал, сказав себе, что платок должен, наверное, защищать глаза по ночам от света и здесь — от этого желтого света люстры, отражаемого белизной простыней.

Она оставила свои вещи возле стены. Белые кеды и одежду, темно-синюю повязку для волос.

Она просыпается. Не сразу понимает, что происходит. Он сидит на полу, слегка наклонившись над ее лицом, смотрит на нее. Как будто пытаясь защититься, она прикрывает глаза рукой. Он замечает это. Он говорит: я просто смотрю на вас, ничего другого, не бойтесь. Она говорит, что это от неожиданности, а не от страха.

Они улыбаются друг другу. Он говорит: я не привык к вам. Он одет в черное и накрашен.

В ее глазах одновременно — грусть и улыбка, слезы летнего вечера. Она ничего не спрашивает. Он говорит:

— Я не могу прикоснуться к вашему телу. Я не могу вам сказать ничего другого, я не могу этого сделать, это сильнее меня, моей воли.

Она говорит, что знала об этом, как только увидела его в кафе на берегу моря.

Она говорит, что хочет того человека с голубыми глазами, о котором она говорила ему в кафе, она полностью охвачена желанием его одного, но это неважно.

Он говорит, что все равно как, но он хочет попробовать прикоснуться к ней, может быть, не глядя на нее, потому что смотреть для этого вовсе не обязательно. Он пробует это сделать, вслепую касается руками ее тела, трогает ее груди, бедра, их свежую обнаженную кожу, и толкает все это грубым движением в порыве, ударив наотмашь, переворачивая, кидая на пол. Он останавливается, удивленный собственной грубостью. Отдергивает руки. Он больше не двигается. Он говорит: это невозможно.

Она остается, тоже не двигаясь, так, как упала, на полу. Когда она поднимается, он все еще неподвижно стоит над ней. Он не плачет. Он ничего не понимает. Они смотрят друг на друга.

Она спрашивает:

— Это с вами никогда не случалось?

— Никогда.

Она не спрашивает, знает ли он, откуда появилась в его жизни эта преграда.

— Никогда с женщиной, вы хотите сказать.

— Да. Никогда.

Голос ее очень нежен. Она повторяет, улыбаясь:

— Вы никогда не желали меня.

— Никогда. Кроме того случая, — он колеблется, — в кафе, когда вы говорили о человеке, которого любили, о его глазах, в то время, когда вы говорили об этом, я хотел вас.

Она накрывает лицо черным платком. Она дрожит. Он говорит, что просит прощения.

Она говорит, что ничего страшного. Это слово теперь уже не имеет никакого значения. Она говорит, что любовь может прийти и так, в то время, когда слушаешь, как говорят о ком-то, какие у него глаза. Она спрашивает:

— И никогда по-другому? Не было ни секунды, когда вы могли бы усомниться в этом?

— Нет, никогда.

— Как можно быть уверенным в этом до такой степени?

— А почему нужно до такой степени хотеть, чтобы я был в этом не уверен?

Она смотрит на него, как смотрела бы на его изображение в его отсутствие. Она говорит:

— Потому что по-другому невозможно.

Она все еще пристально смотрит на него. Она говорит:

— Это невозможно понять.

Она спрашивает его, почему он стремится к чему-то другому, если уверен, что останется таким до самой смерти. Он не знает. Он пытается это понять.