Голубые молнии

А в общем-то жаль. Как улыбнется, не зубы — жемчуга, ресницы длинные опустит, положит голову на плечо… Ну почему мне так не повезло? Почему?

Ведь есть же люди, никогда не надевавшие военной формы. Папа, например.

Я не говорю про войну. Это — другое дело, тогда все воюют, хоть и дипломат на своем посту приносит иной раз не меньше пользы, чем генерал на фронте.

Но в мирное-то время зачем меня?..

И куда теперь везут? Ведь могут загнать в такое место, что и письмо будет месяц идти.

Хорошо еще, что я попал в воздушнодесантные войска. Они, наверное, где-нибудь в цивилизованных краях, а вот ракетчики небось все два года из-под земли не вылезают.

Вообще, десантники — это звучит. Современные войска, сегодняшнего дня. И форма красивая. Как выдадут — сфотографируюсь. Пошлю Эл — погибнет! Надо будет только автомат взять в руку, гранату привесить куда-нибудь и каску надеть. Нет, каска хуже, берет красивей. Может, удастся цветное фото сделать. Надо у этого парня спросить, как его, Сосновский, степенный такой, у него с собой аппарат.

А попал я в парашютисты из-за Копылова.

В комиссии председательствует военком, но там же, в военкомате, присутствуют представители из разных родов войск. В десантники отбирают лучших. При участии Копылова, разумеется.

Ну я, конечно, стараюсь к нему. Раз уж загремел в армию, так хоть к лучшим.

Он посмотрел на меня, улыбается.

— Такому и автомат не нужен, голыми руками противника задавишь. Борец небось? Или штангист.

— Теннисист, — говорю.

Он удивляется.

— Теннисист? Что-то не похоже — вон ручищи да и ножищи.

— Это я культуризмом занимаюсь, — объясняю.

Мне показалось, он как-то иронически посмотрел на меня. Ничего, думаю, уж такого, как ты, я одной рукой раздавить могу. Он действительно парень не очень, худоватый и ростом не Эйфелева башня.

— С парашютом прыгал? — спрашивает.

— Нет, — отвечаю, — так тут, наверное, еще никто не прыгал.

— Ошибаешься, — говорит, — тут, я имею ввиду тех, кого в ВДВ отобрали, почти все по три, а то и больше прыжков имеют. В аэроклубах ДОСААФ занимались. Ну, а что умеешь? Может, радиолюбитель?

— Нет, — говорю. — машину вожу.

Смотрю, оживился:

— В автоклубе занимался?

А я так небрежно:

— Зачем в автоклубе? У меня своя машина есть. Так что практики хватает.

Он опять как-то странно глядит.

— А исправить, если что сломается, можешь?

— Могу, — отвечаю.

Но сам-то знаю, что и колеса сменить не сумею. Чуть что, Володя папин мне все делал. Да он моего «Запорожца» и мыл, и чистил, и заправлял. Больше небось, чем о служебной машине, заботился.

— Не рисуешь, случайно? — Копылов меня спрашивает. — Или, может, играешь на чем?

— Играю на пианино, на гитаре, на банджо, на ударных. Пою еще.

— Ну, брат, смотри-ка, — радуется, — может…

— Еще английский знаю, учил дома.

— Талант! — улыбается. — А прыгать научишься. Парень здоровый, спортсмен, значит, смелый.

Вот так я и стал десантником. То есть пока еще не стал, но стану. А там, может быть, переведут в Москву каким-нибудь ездовым, так что можно будет по воскресеньям, а то и по вечерам домой сматываться. Уж это мать устроит.

Главное, чтоб ей удалось в Москву перетянуть. Когда я уезжал, она клялась, что и месяца не пройдет, как она меня вызволит. Даже крестилась (хотя никогда в бога не верила, она, по-моему, только в знакомства верит).

Напишу сейчас очередную слезницу. Пусть там не остывают, пусть действуют. И Эл тоже напишу. Чтоб не очень забывала. А то она хоть и рыдала, и чуть не за душила, прощаясь, но я ее знаю. С глаз долой. — из сердца вон.