«Голубые Орхидеи»

— Почему? Я ваш отец, юная леди. Я растил тебя девять лет, обеспечивая всем, что ты хотела, о чем большинство девочек твоего возраста могло только мечтать. И я рассчитываю на какое-то уважение и благодарность за…

Орхидея заплакала.

— Благодарность? — рыдала она. — Я благодарна… за то, что ты показал мне, какой ты на самом деле. Хорошо, я пойду к двери, но только я выйду за нее вместе с Элайджей. Я собираюсь… переехать к нему!

— Что?

— Я сказала, мы будем жить вместе! — закричала Орхидея. — Мне уже почти восемнадцать! Я взрослая и могу делать все, что пожелаю!

— Но ты не можешь уехать! — воскликнула ошеломленная Валентина. Она беспомощно стояла, пока Орхидея бросала одежду в чемоданы. — Я хочу сказать… ты просто не можешь.

— Не могу? Сейчас увидишь!

Орхидея сдернула шесть платьев с вешалки и засунула их в складной саквояж, затем втиснула сверху туфли и джинсы.

Валентина изо всех сил старалась сдержать слезы.

— Но, Орхи… Я хочу сказать, что ты совсем не знаешь Элайджу. Ты ничего не знаешь о нем. Он даже не просил тебя переехать к нему.

— Да, я попросила его и очень много знаю о нем. Секс — потрясающий способ узнавания, детка.

— Каждый может заниматься сексом, — сказала Валентина, стараясь изо всех сил, чтобы ее слова прозвучали не слишком наивно. — А как насчет общих ценностей Орхи, сходного происхождения и…

— Дерьмо собачье.

Орхидея стояла, прижимая к груди джинсы, сшитые по авторской модели, вызывающе вздернув подбородок.

— Ты многого не знаешь обо мне, Вэл, многого. Элайджа и я росли в одинаковых условиях… оба с матерями-наркоманками, на государственное пособие, с братьями, которые били нас, колотили и… со мной случилось то, о чем знает только Элайджа, — губы Орхидеи задрожали. — Скверные вещи, действительно скверные, о которых я даже не могу говорить.

Валентина с изумлением смотрела на сестру.

— Но, Орхидея… мы всегда обо всем рассказывали друг другу. Что ты утаила от меня?..

Орхидея продолжала объяснять причины своего переезда.

— Теперь Элайджа поможет мне с музыкой, он сказал, что поработает над парой песен для меня. Я смогу познакомиться со всеми лос-анджелесскими знаменитостями, отправиться в концертное турне и… все такое прочее.

— А как насчет «Голубых Орхидей»? — выдавила из себя Валентина.

— Мой отъезд никак не коснется этого, — заверила Орхидея. — Все останется по-прежнему.

Десять минут спустя Элайджа появился у дверей спальни Орхидеи, чтобы помочь отнести ее вещи вниз. Он бросил взгляд на залитые слезами лица обеих девушек и вскинул руки.

— Ну, солнышко мое, тебе не обязательно это делать, — сказал он Орхидее. — Не столь уж важное решение ты приняла.

— Я должна, я хочу! — воскликнула Орхидея, испугавшись, что в конце концов он не возьмет ее. — Я люблю тебя, Элайджа!

Этой ночью, впервые за много лет, Валентине снова приснился сон о Михаиле. Она видела, как он борется со стремительно бегущей серой рекой и его сносит сильным течением в ледяной белый туман.

— Миша! Миша! — закричала она и села, выпрямившись, как стрела, в постели. Рыдания вырывались из ее груди.

— Дорогая? Вэл, дорогая? С тобой все в порядке? — Пичис уже была в ее комнате. Валентина слышала тихий шелест ее шелкового пеньюара и почувствовала, как мать опустилась на кровать рядом с ней.

— Орхидея ушла, — прерывающимся голосом сказала Валентина. — Так же, как и Михаил.

— Только на время, — утешила ее Пичис.

— Что… что ты имеешь в виду?

— Я хочу сказать, дорогая, что твоя сестра ушла из дома в мир, чтобы получить несколько уроков жизни, вот и все. Она хорошо усвоит их, а мы дадим ей знать, что по-прежнему любим ее.

— Я… я не хочу, чтобы она получала какие-то чертовы уроки, — плакала Валентина, — и ей они не нужны. Она просто хочет, чтобы Элайджа любил ее, а я не думаю, что он будет любить ее долго….

— Никто не хочет получать уроки, — спокойно заметила Пичис, — но мы всегда их получаем. Это тоже часть жизни.

Три долгих дня Орхидея не звонила. Каждую ночь Валентина долго плакала, пока ей не начинало жечь глаза. Она рыдала и рыдала. Они с Орхидеей впервые разлучились, и жизнь ее, казалось, превратилась в ад. Они были ближе, чем просто сестры. Орхидея помогла ей выжить, заполнила собой ужасную пустоту после того, как она потеряла всю свою семью. Орхидея стала частью ее.

В течение дня она отчаянно старалась занять себя, упражняясь в джазовых танцах и играя в теннис до полного изнеможения. Хотя Стюарт Коллман постоянно звонил ей и назначал свидания, Валентина отказывала ему. Она была слишком расстроена, чтобы смеяться и делать вид, будто хорошо проводит время.

В этот субботний полдень Валентина принимала душ после урока танцев, когда зазвонил телефон. Обнаженная, она выскочила из ванной и схватила трубку.

— Алло?