Голый завтрак

— Они уносят ноги отсюда, малыш. — Матрос приложил руку к затылку. Он непристойно вихлял бедрами, вскрывая пакет — сложное сочетание завязок и оберток.

— Чистый стопроцентный героин. Едва ли человек сейчас жив... и это все твое.

— Так что вам от меня нужно?

— Время.

— Не понял.

— У меня есть то, чего хочешь ты. — Его рука коснулась пакета. Он продрейфовал в прихожую — голос далекий и слабый. — У тебя есть то, чего хочу я... пять минут здесь... час еще где-нибудь... два... четыре... восемь... Быть может, я опережаю сам себя... Каждый день умираю понемногу... На это нужно Время...

Он вернулся в кухню — голос громкий и отчетливый:

— Пять лет за дозу. На улице так дешево не бывает. — Он ткнул пальцем в разделительную линию под носом паренька. — Самый центряк.

— Мистер, я не понимаю, о чем вы.

— Поймешь, малыш... в свое время.

— Ладно. Так что же мне делать?

— Ты согласен?

— Да как... — Он бросил взгляд на пакет. — Что бы там... я согласен.

Паренек почувствовал внутри неслышный зловещий удар. Матрос провел ладонью по глазам паренька, и в руке у него оказалось розовое мошоночное яичко с одним закрытым пульсирующим глазом. Внутри полупрозрачной плоти яичка бурлила черная пена.

Матрос ласкал яйцо явно нечеловеческими руками — черно-розовыми, толстыми, жилистыми, с длинными белыми усиками, растущими из сморщенных кончиков пальцев. Смертельный страх и смертельная слабость охватили паренька, дыхание сперло, кровь застыла в жилах. Он прислонился к стене, которая, казалось, слегка подалась. Сделав над собой усилие, он вновь оказался в джанковом фокусе.

Матрос готовил укол.

— Когда начнется перекличка, мы будем тут как тут, верно? — сказал он, прощупывая вену паренька и слабым старушечьим пальцем растирая гусиную кожу. Он вставил иглу. На дне пипетки расцвела красная орхидея. Матрос сжал пузырек, наблюдая за тем, как врывается в мальчишескую вену раствор, всасываемый немой жаждой крови.

— Боже мой! — сказал паренек. — Так меня еще не двигали! — Он закурил и оглядел кухню, подергиваясь от потребности в сахаре.

— Разве вы не фуфлите? — спросил он.

— Этим дерьмом — молочным сахаром? Джанк — это улица с односторонним движением. Разворота нет. Ты уже никогда не сможешь вернуться.

Меня называют Дезинсектором. Как-то, в одной точке пересечения, я действительно выполнял такие функции и видел, как исполняют танец живота тараканы, задыхающиеся в желтом порошке от насекомых («Нынче очень трудно достать, мадам... идет война. Сделаю вам немного... Два доллара»). Опрыскивал жирных постельных клопов на розовых обоях театрально-убогих отелей Норт-Кларка[82] и отравил зловредную Крысу, при случае пожиравшую человеческих младенцев. А вы бы?

Мое нынешнее задание: обнаруживать лохов и истреблять их. Не тела, а «формы», понимаете? Но я забываю, что вы не можете понять. Нам подвластны все, кроме очень немногих. Но даже в одиночку можно спутать нам все карты. Опасность, как всегда, исходит от продажных агентов: Эй-Джея, Бдительного, Черного Армадильо (носителя болезни Шагаса[83], не принимал ванну с самой аргентинской эпидемии 35-го года, помните?), Ли, Матроса и Бенвея. И я знаю, что какой-нибудь агент там, во тьме, меня ищет. Потому что все агенты продаются, а все Борцы Сопротивления предают...

Алгебра потребности

Толстяк Терминал — уроженец Городских Водонапорных Резервуаров, откуда бьют открытые струи с живыми существами миллиона видов, немедленно пожираемыми, пожирателей же уничтожает черная пена времени...

Лишь немногие достигают Площади, места, где Резервуары опорожняются в приливную реку, вынося туда уцелевшие виды, оснащенные защитными средствами из ядовитой слизи, черных гнилых грибовидных наростов и зеленых испарений, которые опаляют легкие и стягивают желудок в тугие узлы...

Обнаженные, чувствительные нервы Толстяка были способны реагировать на смертельные судороги миллиона дрожащих от холода наркотов... Поэтому Толстяк изучил Алгебру Потребности и выжил...

Как-то в пятницу Толстяк выплеснулся на Площадь: полупрозрачно-серый обезьяний зародыш с присосками на дряблых лилово-серых ручонках и окруженным холодным серым хрящом дисковидным ртом миноги, утыканным гнилыми и черными, способными напрягаться зубами, которыми он прощупывает шрамовые узоры джанка.

А мимо шел богач, он уставился на урода, и «Толстяк» плюхнулся в грязь, обоссываясь и обсираясь в ужасе, и сожрал собственное дерьмо, и богач, тронутый столь благоговейным отношением к его властному пристальному взгляду, выгреб из своей пятничной трости монетку (пятница — это мусульманское воскресенье, когда богатым полагается раздавать милостыню).

Так вот, «Толстяк» постиг секрет торговли Черным Мясом и вырастил жирный аквариум тела...