Гомогенез

«Религиозная теология - не философия. В ней отсутствует главное в философии как именно мыслительного мировоззрения: полная свобода мысли, антидогматизм, антиавторитаризм. В религиозной теологии мировоззренческая мысль скована цепями догматики, авторитетом священного писания [117], которое имеет якобы сверхъестественное происхождение, будучи письменной фиксацией истин, открытых через избранных для этого немногих людей всем остальным людям, богом, богооткровением.

Все это, конечно, весьма далеко от философии как свободного, исходящего лишь из собственной проблематики мышления о мире и о человеке... И в философии бывает теология, так, о боге размышляли и Ксенофан, и Платон, и Аристотель, и Зенон-стоик, и Эпикур, и Цицерон, и Плотин, но тогда, когда философы размышляли о боге, они размышляли о нем свободно, не будучи скованы никакими догматами, принимаемыми на слепую веру, как это имеет место во всякой религии, отдающей приоритет вере перед знанием. Философия же, если это действительно философия, а не ее эрзац и видимость, ничего на веру не принимает».

- А. Чанышев, «Курс лекций по древней и средневековой философии».

Если вдумчиво читать философов России рассматриваемого периода, то становится очевидным, что все их казалось бы разнообразные труды сводятся к призывам «усовершенствования» себя либо путем аскетичного монашеского подвижничества, либо путем социальной активности с целью принципиального преобразования условий ареала обитания человека. В любом случае - это иллюзии, пассивные или активные соответственно. Эти стремления четко выражал Л. Толстой, сводя к вопросу «Как человеку самому быть лучше и как ему жить лучше?», что, как видно на примере того же Толстого, в сознании русской философствующей интеллигенции неразрывно связывалось с христианством. При этом достаточно широко использовался прием изначального убожества говорящего, априорно признающего свою немощь перед христианским богом и т.п., но при этом проповедующим от его имени (хорошо замаскированная гордыня, если подумать; в православии такое состояние именуется «прелестью»):

«Господь открыл мне, - сказал великий старец, - что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христианской... Но никто не сказал вам об этом определительно. ... не так они говорили, как бы следовало. Вот я, убогий Серафим..., растолкую вам теперь, в чем действительно эта цель состоит». - С. Саровский [118]

, «О цели христианской жизни».

Очевидно, что интерес к «русской философии» был явно дутым, происходя из обычного ура-патриотизма «и мы можем не хуже!»