Гомогенез

Когда один афинский ритор назвал спартанцев «неучами», Плистоанакт, сын Павсания, ответил: «Верно, только мы из греков не научились от вас ничему дурному».

С первого взгляда многие принимали за тупость неразговорчивость, так контрастирующую с болтливостью жителей Афин и берущих с них пример. Трепа и демагогии в Спарте не любили, а обращали внимание на точность и ясность речи. Всяческие «златоусты» всегда обламывались в отношении спартанцев, так как те не давали себя заболтать. Даже послы в Спарте получали ответы: «Так и передай: ты едва смог завершить свою речь, а у нас едва хватило терпения ее выслушать!»

Кто-то в присутствии Агесилая похвалил ритора, сказав, что «он умеет представить великим даже незначительное дело», но спартанский царь не разделил восторга: «я не считаю хорошим сапожником того, кто на мелкую ногу шьет огромный башмак». А когда некто порицал философа Гекатея за то, что он за званым обедом не проронил не слова, Архидам заметил: «Кто умеет говорить, умеет выбирать для этого время».

Вместо риторической аляпистости спартанцы выработали тот стиль, что получил название лаконичной речи, когда немного простых слов заключают в себе много глубокого смысла и которой восторгались с тех времен до наших. Мало кто сейчас вспомнит какой-нибудь пассаж из знаменитых «филиппик» Демосфена, в то время как лаконичные фразы повторяет практически каждый в виде афоризмов.

«Верно выразился тот, - писал Плутарх, - кто сказал, что быть спартанцем - значит заниматься скорей философией, нежели гимнастикой». Среди первых семи мудрецов, признанных во всей Элладе, был и спартанец Хилон. И первая в Греции обсерватория, где были гномон и солнечные часы, создана Анаксимандром именно в Спарте.

Спартанским порядком восхищались многие авторы, даже принадлежащие к враждебному им лагерю: Плутарх, Страбон, Ксенофонт... У последнего (кстати, уроженца Афин и очевидца пелопонесской войны) Спарта вызывала сплошные восторги. (Он и сам был достоин уважения спартанцев. Чего стоит прорыв группы греческих наемников из глубины персидской территории под его командованием). Даже великий киник Диоген, язвивший по поводу всех и вся, удостоил Спарту парой лестных слов. Когда у него, возвращавшегося с Пелопонеса, спросили, откуда он и куда, Диоген ответил: из андрона в гинекей, т.е. - из мужской части дома в женскую. А когда у него спросили, видел ли он где хороших людей, ответил: людей - нет, детей - в Лакодемоне. Даже у тех, кто явно не нахваливал Спарту, у того же Платона, она проглядывает как прототип некоторых идей. Нравы элиты в его «идеальном государстве», похоже, срисованы с нравов Лакодемона. «Семейный кодекс» спартанцев также был им воспринят и развит.

Плутарх говорит и о музыкальности спартанцев. Для подтверждения он приводит слова известных поэтов о Спарте - Терпандрома: «Юность здесь пышно цветет, царит здесь звонкая Муза» и Пиндара: «Там хороводы ведет Муза и Красота». Он также заявляет о тесной связи между музыкой и храбростью спартанцев и цитирует уже спартанского поэта: «Кифары звук мечу не станет уступать».

Примечательно и то, что перед сражениями в числе своих покровителей спартанцы приносили жертву музам.

Конечно, прежде всего превосходство спартанцев заметно в военном приложении. Однако, и война - это ведь не только забава для тупых громил.

В ходе Пелопонесской войны почти не было фронтальных сражений «стенка на стенку». Это прежде всего была войной мозгов: многоходовых стратегических замыслов, дипломатической игры. И в этом Спарта взяла верх. При этом была продемонстрирована превосходная гибкость и обучаемость. Ранее абсолютно сухопутное государство к концу войны выигрывало морские сражения у самого морского до той поры Афинского Союза. И т.д., нам не хочется здесь пускаться в исторические подробности, приведем лишь несколько иллюстраций.

Пелопонесская война длилась тридцать лет. Столько потребовалось, чтобы у противников Спарты истощились все резервы. Фукидиду не простили неудач во Фракии, осудили и изгнали (вероятно, историк он был лучший, чем стратег). Ламах и Демосфен (не путать с оратором) погибли на Сицилии. Алкивиад несколько раз менял сторону из-за интриг и приносил успехи каждой, в результате - бросил это дело. Ксенофонт, открыто симпатизирующий спартанцам, тоже был изгнан и ушел наемником к персидскому принцу. И кончились в Афинах герои, остались одни демагоги.

В Спарте было меньше народу, но они большего стоили. Единственный спартанец, Гилипп, ступил на землю Сицилии и организовал там разгром афинского корпуса.