Гомункулус, или История одного эксперимента

- Отнюдь, отнюдь! - Персидский живо вскочил на ноги и протестующе замахал кулачком. - Барботько здесь, в этом кабинете, показала, чего стоит ее поколение. Нашей же диалектикой да нас по носу! Разве не так? - старик победоносно оглядел сидевших вокруг. - А ведь я когда-то на экзамене по онкологии ей трояк влепил. Каково, а? Да еще изволил мораль прочесть: так, мол, и так, толкового врача из вас не получится. Старый близорукий индюк! Не сумел разглядеть ростки подлинного исследователя, нашего советского исследователя, черт подери! Ну, да ладно, то прошлое... А ныне, коллеги, я безмерно счастлив: ведь Барботько в какой-то мере и моя ученица. Разве не мы втолковываем нашим студентам необходимость дерзания, самозабвенного служения науке? Чего же мы все так перепугались? Это же плоды наших поучений. Разве не так? Ась? - Персидский приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать ответ, но в кабинете царила тишина. - Так идут в науку они, - Персидский простер руку в сторону закрывшихся дверей, наши продолжатели. Мы шли иначе, и это пора понять.

- Но гомункулусы, - сказала Кетова, - разве вас не пугает появление этих моральных недочеловеков? Что, если они станут гнойной язвой на здоровом теле нашего общества?

- А на основании какого опыта возникают у вас подобные сомнения? - вскинулся Персидский. - Я осмелюсь утверждать, что синтез мозга и тела может дать как раз обратный результат - появление более совершенного и во всех отношениях одаренного человека. А самое главное - это борьба за жизнь. Жизнь - черт побери! Разве не ради нее существует медицина?

- Никто с вами и не спорит, - сухо заметил Вадим Сергеевич. - Важно теперь правильно сформулировать решение совета. И я думаю, это должно быть решение в защиту проблемы пересадки человеческого мозга, в защиту нашей Барботько. Или кто-то теперь думает иначе?