Гончаров

После опубликования «Обыкновенной истории» Гончаров сразу становится известным. Это уже не любитель литературы, который примелькался в майковском литературном салоне, но одна из крупнейших фигур современной русской литературы. Его хвалит печатно сам Белинский! Его приглашают для литературной работы в петербургские журналы. Гончаров соглашается, но публикует лишь фельетоны, очерки и пр. — без указания своего имени. Мы до сих пор не можем точно сказать, что и под какими псевдонимами опубликовал Гончаров в это время. В «Современнике» Гончаров заполняет отдел «Смесь», однако мы и до сих пор не можем точно сказать, сколько и какие именно произведения поместил здесь писатель. Ничего не можем сказать и о других журналах, в которых печатался Гончаров.

В автобиографии 1858 года Гончаров рассказал, что участие в майковских домашних журналах постепенно «перешло, хотя мало и незаметно, уже в журналы, в которых участвовали некоторые из друзей Майковых. И Гончаров перевел и переделал с иностранных языков несколько разного содержания статей и поместил в журналах без подписи имени». Причиной обращения к подобной работе было всё ещё не слишком хорошее материальное положение писателя. У Гончарова не было родового имения, высоких доходов: он жил чиновничьим трудом. Позже он признавался: «Твердой литературной почвы у нас не было, шли на этот путь робко, под страхами, почти случайно. И хорошо еще у кого были средства, тот мог выжидать и заниматься только своим делом, а кто не мог, тот дробил себя на части! Чего и мне не приходилось делать!» Как это напоминает восклицание Некрасова, вспоминавшего те же годы: «Прозы моей надо касаться осторожно. Я писал из-за хлеба. Много дряни…»* Гончаров откровенной «дряни» не писал никогда, даже из-за хлеба. Даже в его рядовых журнальных работах всегда присутствует некая литературная «сверхзадача». Характерны в этом смысле появившиеся среди прочего в журнале «Современник» гончаровские «Письма столичного друга к провинциальному жениху». Разговор о моде и современных нравах Гончаров возводит здесь в настоящий философский этюд.

Однако пробуя своё перо в малых жанрах, собственно в журналистике, Гончаров всё более и более понимал, что он прежде всего романист — с широкой кистью, со стремлением к огромным и содержательным эпическим и бытовым картинам: «У меня было перо не публициста, а романиста». В 1849 году в «Литературном сборнике» журнала «Современник» был опубликован «Сон Обломова», по выражению самого Гончарова, «увертюра всего романа». Действительно, хотя второй роман Гончарова снова построен на столкновении позиций двух противоположных героев (славянская созерцательность и немецкая деятельность, мягкая сердечность и жёсткий расчёт и пр.), центральной фигурой является именно Обломов. В «Сне» автор показывает нам тот мир, в котором родилась и оформилась созерцательная, мягкая, незлобивая славянская душа Обломова. В этом произведении масштаб художественных обобщений настолько велик, что перед нами предстаёт не Обломовка, даже не Россия, а некий мифологизированный, полусказочный «русский мир», несущий в себе набор самых важных, национально образующих, воспринимаемых на уровне подсознания черт. Одновременно это и мир вселенский, патриархальный, почти античный, навсегда уходящий в прошлое. В «Сне Обломова» художественный талант Гончарова выражается во всей своей силе и полноте. Автор блистает здесь своими самыми выигрышными сторонами: удивительной пластикой, умением погрузиться и рельефно представить неуловимые никакой логикой вне пластического образа подсознательные пласты жизни «внутреннего человека» и целого народа, и даже человечества. Недаром Ф. Достоевский отмечал, что эту «увертюру» к гончаровскому роману «с восхищением прочла вся Россия!».