Гончаров и дама в черном

- Доброе утро, дорогой Анатолий Игнатьевич! Как наши дела? Надеюсь, что все в полном порядке?

- Здравствуйте, - посмотрев на меня как на дуру, сухо ответил он. - Вы, вероятно, с кем-то меня перепутали. Я вижу вас впервые. Что вам нужно?

- Анатолий Игнатьевич, так ведь я у вас вчера была, - думая, что это обычный старческий склероз, попыталась напомнить я о себе. - Я Вера Григорьевна Кравчук.

- Никогда не слышал такой фамилии. Извольте сейчас же объяснить, что вы от меня хотите, или немедленно убирайтесь, у меня много работы.

- Но как же так? - чувствуя, как пол уходит из-под моих ног, прошептала я. - Вчера утром я принесла вам целую кипу документов на наследование одной трети дома умершего мужа, Петра Геннадьевича Арбузова, а сегодня вы бесстыдно мне говорите, что такого не было.

- Полная чушь! Женщина, вы либо больны и вам необходимо вызвать психиатрическую бригаду, либо отъявленная аферистка, и тогда я вызываю наряд милиции. А пока этого не случилось, немедленно покиньте кабинет.

Он тут же вызвал охранника, который в полном смысле этого слова вышвырнул меня на грязный асфальт тротуара. Взвыв волчицей, я на карачках доползла до первой скамейки и, усевшись там, застыла, окаменела от безысходности ситуации. Сколько я так просидела, не знаю. Помню только, когда наступил вечер, я очнулась на какое-то мгновение и открыла пачку сигарет. Она оказалась совершенно нетронутой, значит, за все это время, за весь день я ни разу не закурила, в то время как обычно я высаживаю больше пачки.

Не знаю, как я дотащилась до машины, как умудрилась доехать на ней до чужого теперь дома, не знаю, как въехала во двор. Не помню, как поднялась на второй этаж и упала на кровать. Все остальное - один сплошной кошмар, бред, накрепко перекрученный действительными событиями, и отличить, разделить их теперь я просто не в состоянии. Начинаешь вспоминать вроде бы реальный факт, когда я ползла в ванную, чтобы напиться воды, а память тут же услужливо предлагает Светку, плюющую в меня слюнявыми шариками.

Вообще, за те четыре дня, что я провела в беспамятстве, галлюцинации, как зрительные, так и слуховые, скучать мне не давали, а может, и не галлюцинации это были, кто их знает? Мне хорошо запомнилась такая картина: я лежу на кровати совершенно голая, красная и раскаленная, как печь, и прошу окружающих меня людей:

- Сжальтесь надо мной, остудите мое тело, я ведь сгорю как спичка.

- Как мы тебя остудим? - хихикая и корча рожи, спрашивает меня Светка.

- Принесите из погреба лед и обложите меня льдом, - отвечаю я.

- Нельзя, - хохочет она. - Еще воспаление легких получишь.

- А так я сгорю, понимаете, сгорю, через полчаса от меня останется один пепел.

- Вот и отлично, - отвечает Геннадий Петрович. - Развеем его по ветру, чтобы даже духу твоего здесь не было. Пойдемте отсюда, пусть поскорее подыхает.

- Нет, Гена, так нельзя, не по-христиански. Да и в чем она виновата? вдруг вмешивается Светлана. - Вы как хотите, а я ей помогу. Лед не лед, а вот пластиковыми бутылками с холодной водой я ее обложу.

- Не смей, тетка, - с угрожающе поднятыми кулаками вперед вышел ее племянник Олег. - На кой черт тебе это нужно? Мы стараемся, чтоб она скорее окочурилась, а ты!

- Заткнись, наркота сопливая! - закричала на него Светлана. - Убирайся, и чтобы я тебя возле нее больше не видела. Все уходите!

- Да что с тобой, Света? - удивился Геннадий Петрович. - Олег говорит дельные вещи. Она через пару часов уже подохнет, а ты опять хочешь резину тянуть. Ну почему ты такая?

- Потому что я не вашего роду-племени, а если и живу рядом, то до сих пор не успела озвереть подобно вам. Убирайтесь, или я обо всем ему расскажу.

- Нет уж, милая. Мы так не договаривались! - откуда-то из угла донесся мерзкий и скрипучий голос нотариуса. - Уж померла так померла. Похороним с почестями. Но назад ходу нет. Вы подумайте, что будет, если она оклемается и пойдет по инстанциям? Если вся наша затея откроется? Меня-то, старого дурака, просто дисквалифицируют и закроют контору, а вас ждет участь куда печальней.

Потом меня опять окутало черное покрывало беспамятства, и только где-то далеко впереди я видела тоненький, но яркий луч света.

Когда пришло облегчение, я тоже сказать не могу. Может быть, оно наступило через трое суток, а может быть, сразу. Я почувствовала, как мое тело начало постепенно остывать, а бред принял иные, какие-то более легкие формы. Пелена, закрывающая мой мозг, из черной превратилась в серую, и на ее фоне спиралью скручивались красные точки и стремительными ракетами улетали вдаль.

Мне кто-то делал уколы, это я поняла в субботу утром, когда очнулась страшно ослабевшая, но здоровая. Уколы делали внутримышечные, это было видно по шишкам на плечах. Ничего внутривенного не вводили, и из этого я сделала вывод, что колол меня не врач, а дилетант.