Гонщик

- Ну что вы разу так? – добродушно ухмыльнулся Игнатьев. – Могу я, в конце концов, просто так заехать к своему хорошему приятелю?

- Можете, конечно, отчего ж нет. Чаю хотите?

- А вот не откажусь. Ведите в свои хоромы.

- Машка, Дашка, ставьте чайник! – распорядился я. – И стол к чаю накрывайте. Если чего не хватает – сбегайте сей же час в лавку.

Девчонки засуетились, заметались между кладовками и столом, и через десять минут мы с Игнатьевым уже сидели за столом в комнате, которую с некоторой натяжкой можно было назвать гостиной. Ну да, в ней не было напольных часов и курительной зоны, зато был большой стол под белой скатертью, красивые обтянутые гобеленом стулья и хороший буфет, уставленный посудой.

- А вы неплохо обжились, Владимир Антонович, - заявил Игнатьев, осмотревшись. – Вполне основательно и даже, знаете, уютно.

- Это все женская рука. У них, у женщин, такие вещи в крови, даже у столь малолетних.

- И в этом вопросе вы умудрились устроиться, - подпустил шпильку журналист.

Пришлось нахмуриться:

- Осторожней на эту тему, Федор Иванович, я ведь подобных шуток могу и не понять.

- Простите великодушно, - тут же сдал назад Игнатьев. – Не имел в уме ничего плохого. А чай у вас хорош.

- Так для себя же покупаю. И баранки берите, свежие. Еще недавно теплыми были. Вы, как будто стесняетесь? Напрасно, себе же делаете хуже.

Я, как радушный хозяин, потчевал, а гость, в свою очередь, отдавал должное угощению. Через некоторое время чай был отставлен в сторону, и мы перешли к делам. В то, что Игнатьев приехал без причины, я не поверил сразу. Этот человек просто так вообще ничего не делает, даже если он сам думает иначе. Я оказался прав: он достал из кармана сюртука длинный узкий конверт. У меня от этого действия аж глаз дернулся. Это не укрылось от Игнатьева.

- Что с вами, Владимир Антонович, - обеспокоенно проговорил он, наклонившись ко мне.

Я только рукой махнул:

- Видите, на подоконнике? Целая груда подобных конвертов. И все за сегодняшний день. Какие-то незнакомые мне люди приглашают на званые обеды, на семейные ужины. Мало того, что всю работу сегодня сорвали, так еще и озадачили преизрядно: я просто не знаю, что с этим всем делать. С балом и баронессой было понятно: статусная вечеринка, не пойти нельзя без ущерба для репутации. А тут не пойми кто, не пойми что…

- Можно поглядеть эти приглашения? – поинтересовался журналист, убирая свой конверт на край стола.

- Да пожалуйста.

Я сгреб с подоконника ворох бумаг и передал их Игнатьеву.

- Та-ак… - забормотал тот. – Крашенинниковы – богатый купеческий род; Кулагины – так, середнячки; Лаврентьевы – вообще наглые выскочки; Угорины имеют некоторые интересные связи, но в целом ничего особенного. Травины…

- Что Травины? – насторожился я, услышав девичью фамилию матери.

- Дворянский род, практически вымерший. Насколько мне известно, сейчас род возглавляет бастард, признанный стариком Травиным чуть ли не на смертном одре. Но денег у них нет, состояние было промотано, имения заложены и перезаложены. Только и осталось, что немного земли, титул и гонор, не меньший, чем у польских панов.

- Тогда тем более не интересно.

- Ну почему же? Могут предложить неплохую партию с условием введения вас в род. Вы получаете титул, возможности, знатную супругу…

- И долги, накопленные последними тремя поколениями, - продолжил я. – Плавали, знаем.

- Где плавали? – не понял журналист.

- А-а, не берите в голову. Это так, присловье и не более того.

- Как скажете. В общем, изо всех этих приглашений реальный интерес могут представлять разве что Крашенинниковы. А остальные – мелочь. Кроме Травиных, конечно. Но ваше предположение о долгах, скорее всего, верно.

- Хорошо. А что им всем, кроме Травиных, от меня надо?

- Как же! – засмеялся приятель. – Вы ведь теперь завидный жених, а в этих семьях дочки на выданье.

- Но я-то не собираюсь жениться, по крайней мере, еще пару-тройку лет. Да и насчет завидности у меня есть большие сомнения.

- Какой вы, право, наивный, Владимир Антонович. Загибайте пальцы. Известный человек, иметь такого в числе родственников престижно – раз. В наличии свой бизнес, независимый источник дохода. То есть, сам сидеть на шее не будет, да и супругу с детьми прокормит – два. Капитал солидный имеется – три.

- Какой такой капитал? – недоуменно спросил я.

-Ну Владимир Антонович, - насмешливо произнес журналист. - Все ведь знают размер главного приза недавних гонок. А тридцать тысяч сумма весьма солидная. Если положить в банк, то на одни только проценты можно жить. Без особых излишеств, конечно, но вполне прилично. Но давайте считать дальше. Вхожи в высшее общество, поскольку абы кого на бал к Сердобиной не зовут, а через вас можно и других членов семьи продвинуть – четыре. Ну и, в конце концов, вы интересный, здоровый, физически крепкий мужчина, что подтверждается помещицей Томилиной - пять.

- Да что у вас все об этой Томилиной! – вспылил я. – Сколько можно!

- Успокойтесь, успокойтесь, - смеясь, замахал руками Игнатьев. – Больше не стану, честное слово. Если только вы сами новый повод не дадите.