Гопакиада

Масла в огонь добавляет и явление высшему обществу Шевченко. Его, правда, не совсем понимают. Скажем, знаменитое «Кохайтеся, чорнобривi, Та не з москалями, Бо москалi 

—

чужi люде, Роблять лихо з вами. Москаль любить жартуючи, Жартуючи кине; Пiде в свою Московщину, А дiвчина гинее

…». Тут же не про этнического «москаля» речь идет, а про солдата (так называли служивых на Малой Руси — помните известную пьесу «Москаль-чаривнык»?). То бишь, не водись, девочка, с солдатом, он нынче здесь, завтра там, поматросит и бросит. Но высший свет рукоплещет не этой нехитрой народной мудрости, высший свет, как и положено высшему свету, свободомыслящий, в восторге от усатой диковинки, которая, хоть и из низов, а, вишь ты, умеет писать и рисовать. Точно так же в тех же салонах примут спустя 70 лет еще одного «народного пророка», Григория Новых. К тому же приятно щекочет нервы некое чувство вины, очень похожее на то, что ныне заставляет американских либералов заискивать перед потомками черных рабов. На мой взгляд, между прочим, сам Шевченко все это понимал. Он был хотя и дремуч (воспевал эпоху «Коли були ми козаками», совершенно не зная ни что казаками были далеко не все, ни что из себя представляли эти самые казаки), но далеко не глуп, и прекрасно понимал, что все эти столичные паны видят в нем не человека, а забавную диковинку. Отсюда в его виршах и злоба, понемногу переходящая в лютую ненависть, которая пока еще не ко двору, но спустя лет тридцать будет востребована, хотя сам Тарас Григорович об этом не знал, а на уровне рассудка, возможно, даже и не думал. Во всяком случае, все, что считал серьезным (и прозу, и дневники, и даже письма) писал по-русски. Оставляя «экзотику» на те случаи, когда, подобно Верке Сердючке, надлежало демонстрировать «имидж».

Итак, мода вскипела волной, и надолго. Почуяв столичные веяния, на брегах Днепра зашевелились новые самородки, владеющие «живым малороссийским наречием» не хуже Тараса, появляется серьезная проза, в том числе и полноценный исторический роман типа «Черной Рады» Пантелеймона Кулиша. По ходу дела (куда конь с копытом, туда и рак с клешней, да и модные западные теории до окраин тоже доходят) возникают кружки на предмет просвещения народных масс и чаепитий на тему «Что делать?». В Москве, в Уиверситетском издательстве, одном из самых престижных в стране, выходит даже та самая «История Руссов». Сепаратизма нет и в помине. Но времена на дворе нехорошие; после чуть не обрушившей Европу революции 1848 года Николай закрутил гайки, и многие буйные, от молодого Достоевского до вполне зрелого Шевченка, попадают под раздачу. Естественно, безо всякой национальной подоплеки. И тем не менее, Россия, как всякая европейская страна, живет по принципу «все, что не запрещено, разрешено», а запрещено только подрывать устои. Так что, пока Тарас изучает военное дело, «малороссийская» мода продолжает цвести. Ей симпатизируют как славянофилы, так и западники, а центром поветрия по-прежнему остается Петербург. Там, еще при Николае, зародилась идея основания в Малороссии «народных» школ, а уж при Александре II птица-тройка вообще ушла в галоп. Выходят в свет учебники, написанные лидерами тогдашнего «возрождения» («Граматка» Кулиша, «Букварь» опального Шевченки, «Арихметика або щотниця» Мороза). Гигантскими тиражами идут в продажу «метелики» (мотыльки) — тоненькие дешевые сборники стихов и прозы малороссийских авторов. В Северной Пальмире же в январе 1861-го возник ежемесячник «Основа», первый в истории «южно-русский литературный вестник», редактор которого В. Белозерский, сумел сделать альманах центром «украинофильского» движения. Увы, несмотря на мощный интеллектуальный и творческий потенциал (с редакцией активно сотрудничали такие корифеи, как Кулиш и Костомаров), издание, продержавшись менее двух лет, закрылось — не по злой воле цензуры, а в связи с элементарным недостатком подписчиков.