«И сделала это чуть ли не с удовольствием», – подумал я. Выражение жутковатого наслаждения, последнего и самого сильного в жизни, читалось в позе трупа, словно в экстазе ногами обнявшего орудие своей смерти.
На низкой каменной полке стояли огарки четырех свечек. Повыше в трещину был всажен факел. Я вынул его из стены и достал из кармана зажигалку. Смоляная тряпка загорелась с первого щелчка.
– Пошли дальше, – сказал я.
Йованка, неотрывно смотревшая на труп, вздрогнула:
– Пошли?… Просто посмотрели и пошли себе?… И тебя не интересует, что здесь произошло?
– Интересует. Потому и надо идти. Застрелилась она потому, что либо не смогла, либо побоялась нырнуть в сифон. А зачем нужно было нырять – вопрос.
– Она не смогла, – хмуро констатировал Недич. Как и полагалось хорошему полицейскому, он склонился над останками и, покопавшись в них, нашел то, что искал. – Она была ранена. – Сержант приподнял нижнюю часть свитера девушки, и я увидел под ним марлевые свитки бинтов. – Ранение в живот. Хуже смерти не придумаешь. – Он кивнул на свечки. – Она и так продержалась долго, пока свет был… Малкош, посветите мне. – Он тронул рукой косу. – Волосы рыжие, правда?… Если я не ошибаюсь, это Савка Недельковска, наша санитарка. Ей было двадцать пять, когда она пропала. Пошла за раненым в лес, и больше ее никто не видел.
Недич поднял лежавшую рядом с останками сумку. Внутри были патроны, носки, майка, ржавая консервная банка. Когда Мило поднимался на ноги, из сумки выпала небольшая ружейная масленка. Я поднял ее и подал сержанту.
– Значит, она воевала на вашей стороне? А не могла она…
Мило резко мотнул головой:
– Она сербка. Настоящая сербка. Умная, сильная, самостоятельная девушка. Студентка. Она училась в Белграде.
– И ты, должно быть, сербка, – улыбнулся я Йованке. – Точнее сказать, должна быть по всем параметрам. Ладно, пошли. Бедняга никак не могла быть отцом Оли.
Дальше мы шли почти в полный рост. В одном месте пришлось перейти вброд небольшое подземное озерцо, воды в нем было по колено. В озерцо спускались сколоченные из досок ступени. Рядом с лесенкой я насчитал с десяток пластиковых ведер. «Здесь они брали воду», – подумал я.
Дальше коридор раздваивался. Судя по полкам, заставленным ящиками, в левом ответвлении был склад. До самого свода высились тщательно накрытые брезентом штабеля. Те, кто закладывал сюда провизию, знали, что делают: даже здесь, на поднебесной высоте, Печинац в дождь промокал насквозь. Как и большинство балканских гор, он был дырявый, как сито.
В правом ответвлении находилась казарма. В условиях пещеры вполне комфортабельная: кровати с панцирными сетками, шкафчики, стояки для оружия, два больших телевизора, ящики с аудио– и видеокассетами, пирамида проигрывателей и видеомагнитофонов, книжные шкафы с чтивом, три компьютера… Для взвода, который некогда обитал здесь, вещичек было больше, чем достаточно.
Мило приподнял брезент, прикрывавший один из больших ящиков на полу. К моему удивлению, в нем оказались вовсе не патроны, как я предполагал, а японские ноутбуки в коробках. Было их много, сотни. Мы проверили еще несколько ящиков, и почти в каждом из них обнаружили дорогие и довольно дефицитные в свое время вещи: импортную парфюмерию, изделия из кожи, сантехнику, цветные телевизоры…
– Надо же: они читали книги! – воскликнула Йованка, подошедшая к книжному шкафу.
– И причем исключительно антикварные, – сказал сержант. – Некоторые книги на латыни, и они очень дорого стоят…
– Чтобы собрать все это, нужно разграбить не один город.
На мое замечание Мило откликнулся философски:
– Война кормит воюющих.
– И хорошо кормит… Сколько их здесь было?
– Немного. Чуть больше сотни. Но они были до зубов вооружены. Для нас, сербов, Печинац был всего лишь одним из участков фронта, а для них…
– Султану было что защищать, – сказал я, окидывая взглядом полный всякой всячины зал.
Подошла Йованка.
– А я думала… – Она прерывисто вздохнула. – Да какие же тут идейные соображения? Деньги, барахло… Вот за это они и воевали.
Безнадежно махнув рукой, она вышла из казармы, больше похожей на склад супермаркета. На вопрошающий взгляд Недича я ответил недоуменным пожатием плеч.
Йованку мы нагнали у первых камней завала. Она стояла перед ними с горящей зажигалкой в руке. Я поднял факел повыше и увидел, что остановило ее. Ниша в стене была полна костей. Черепов с длинными женскими волосами было два. Женщины скорее всего отстреливались и погибли вдвоем в этой стенной нише, когда кто-то кинул в коридор гранату. Уцелевшие куски их одежды были посечены осколками.
Одна из убитых была в беретике и армейской куртке, под которой виднелся кружевной лифчик. На другой – она лежала сверху – ничего, кроме короткой комбинашки и домашних тапочек на ногах, не было. Она держала в руках самозарядную винтовку М59/66, югославскую версию русского карабина Симонова. Ее обойма вмещала десять патронов.
Бледная и неподвижная стояла Йованка между поставленной на попа могилой на двоих и завалом.