Гора трех скелетов

– Значит, у него был повод бояться за тебя.

– Ничего ты не понимаешь! Испугался Ромек за себя. А меня он ненавидит. Я ведь ему жизнь поломала. Да если я не вернусь, он только перекрестится.

– Знаешь, ненависть иногда – это такая извращенная любовь. Не как у всех, особенная.

Йованка невесело усмехнулась:

– Иди ко мне, свинка моя, я тебя зарежу… Сейчас мы с ним на ножах, а раньше… Я ведь любила его. Он подобрал меня, как бездомную собачонку. Пригрел, выходил, привез к своим родителям. Там, в деревне, родилась Оля. У нас была семья… Знаешь, как плохо, когда никого?

Она еще спрашивала!

– А как вы познакомились?

– Я же тебе сказала: он подобрал меня, как собачонку. Я была ранена, а он меня нашел и отвез в госпиталь. – Йованка часто заморгала. – Я ведь ничего… ничего не помню, Марчин. Это называется амнезией. Знаю, что была ранена в голову, что нашли меня под Печинацем. А вот кто я такая, какое у меня настоящее имя, от кого у меня Оля – этого я не знаю. Вот ты и должен мне помочь. Помочь найти мою прошлую жизнь…

– Йованка!

– Я не сплю, – вздрогнув, пробормотала моя спутница. – Скоро будет мост через Дунай.

Йованка проспала все на свете. Вряд ли до нее дошло, где мы находимся.

А были мы уже в Венгрии.

– Нужно решать, как поедем дальше: прямо, через Хорватию, или сворачиваем на мост, и через Сербию.

Она ненадолго задумалась, потом вдруг зевнула во весь рот.

– Я бы поехала самой короткой дорогой.

– Логично, – признал я. – Только вот я забыл сказать тебе, что не хочу ночевать в Венгрии: у венгров слишком уж дружественные отношения с поляками. Если пан Хыдзик объявит нас в розыск…

– А без ночевки никак?

– Можно и без ночевки, – вздохнул я, – только вот доедем ли? Годы уже не те. Теряю форму, я ведь уже пенсионер, в некотором смысле.

– Слушай, а если поведу я?

– Ты же не умеешь.

– А если вдруг вспомню, как это делается?

– Так ты действительно ничего не помнишь?

– Я же сказала тебе. – Голос ее похолодел. – Все, что до госпиталя, для меня черная дыра. Иногда что-то вроде как вспомню, как Шварценеггер в фильме… Фильм такой есть «Вспомнить все»… Я ведь была в коме после ранения.

– Ты не говорила мне.

– Боялась: испугаешься. Я и без того чокнутая. Муженьку вот нос сломала…

– Так это ты?!

– А нечего руки распускать.

Я присвистнул:

– Ну ты даешь!.. А в палатке драться не будешь?

– С тобой? С чего бы это. И потом, я ведь уже выздоровела… Ну почти. Да не бойся, Малкош, я в общем-то смирная. Разве что во сне ногами дрыгаю.

– Слушай. – Я смотрел на дорогу, а не на нее. – Это уже Дунайкоштам. Сейчас мы должны либо свернуть на мост, либо ехать прямо. Уже темнеет. Может, за мостом и заночуем… Там твоя Сербия.

Она как-то странно замолчала. Не дождавшись ответа, я взглянул на нее и увидел совсем другую Йованку, совершенно мне не знакомую, бледную, поджавшую губы, сузившую глаза. И тут она сказала что-то. По-сербски.

– Переведи, – улыбнулся я.

– Я сказала: «Через мост – это на тот свет».

Я ждал от нее объяснений, но их не последовало. Я нажал на педаль газа.

– В таком случае едем через Хорватию.

– И здесь мы будем спать?! – В глазах и в голосе Йованки энтузиазма не было.

Я выключил дальний свет, и нас окружила тьма. Где-то за леском по автостраде проносились едва слышные здесь машины. Гукала ночная птица.

– Ты только посмотри, какая чудесная полянка!

Наверное, лучше было сказать правду: мне было жаль ее денег. Поэтому и только поэтому населенные пункты с гостиницами я проезжал не останавливаясь.

– Кажется, я не люблю леса, – тихо сказала Йованка.

– Ночью везде не по себе…

– Но меня в лесу и днем трясет. Едем за грибами, все лезут туда, где погуще да погрибнее, а я только и делаю, что оглядываюсь: а вдруг из-за куста кто-нибудь выскочит…

– Ограбит и изнасилует. – Господи, зачем я сказал это?

Йованка съежилась:

– Я ведь не шучу, Марчин. Похоже, в лесу что-то со мной случилось… Что-то очень нехорошее.

– Извини. Давай поищем другое место. – Я взялся за ключ зажигания.

Йованка остановила меня:

– Нет-нет, тебе отдохнуть надо.

– А ты?

– Ничего. Я же не одна, я с тобой… А полянка действительно славная.

Слово было сказано. Через пару минут каждый занимался своим: я ставил палатку, она разжигала костер, подвешивала на рогульках чайник.

– Как много звезд, – сказала Йованка, когда мы сели у огня с кружками в руках. – Ночью будет холодно.

– У тебя есть что-нибудь теплое?

– За кого ты меня принимаешь? Мы же едем в горы.

– Та, наша, не такая уж высокая.

– Правда? А на снимках она большущая!

– Ну, это по сравнению с соседними горами – те еще ниже… А почему она тебя так интересует?

– Я помню ее.

– А говорила, ничего не помнишь.

– Гору помню. Помню, что пришла оттуда, с вершины. А нашли меня в лесу, под большим деревом… Не знаю почему, но мне кажется, что это важно. А еще мне часто снится, что я лезу на эту чертову гору. Знаю, что этого нельзя делать, что это смертельно опасно, и все равно лезу, лезу… А что там, на этой горе, Марчин?

– Мины. Когда я служил в Боснии, мин на горе Печинац было до черта.