Горб Аполлона: Три повести

— Тебя всегда привлекали восточные, загадочные, молчаливые женщины. Ты думал, что они таинственные, не такие понятные, тебе нравилось звучание: «У Ди Монта жена японка». Тебе так важен звук, и что скажет Дина, Лена, Люда…? Я всегда поражаюсь мужчинам, их психологической невежественности, их «выбору», и часто никакая самая фантастически изощрённая фантазия не может вообразить: почему люди оказываются вместе. А что Алида?

— Взгляни, — говорит он и достал из своей папки, которую я даже не заметила в его руках, когда он пришёл, рисунок. — Вот тут нарисована Алида с кинжалом, она отобрала у меня всё, продав нашу общую с ней квартиру, взяла все деньги себе, выставила меня на улицу, как и моего отца.

— Помилуй, твоего отца Алида в своём доме держала семь лет, ухаживала за ним и всячески его ублажала. Он, как ты знаешь, был страшным брюзгой. Мы вместе с тобой поставили его в очередь на квартиру в роскошном доме. Помнишь, когда мы пришли его записывать, ты сказал молоденькой девочке в офисе, что заботишься об одном брошенном старике. Она быстро записала его в список, а ты распушился, сказал, что ты режиссёр и приехал из Голливуда, и уж хотел показать о себе статью из газеты, полез за ней в портфель, и тут я тебе напомнила по–русски, что у бездомного старикашки такая же фамилия, как и у знаменитого режиссёра. Отец получил квартиру и, как все живущие в Америке взрослые люди, начал жить независимо. Правда, он ходил и орал, что его, как короля Лира, все выгнали, поселили в богадельню, кругом одни старухи! Ему хотелось к молоденьким девочкам из «Плейбоя». Здесь у всех родители живут отдельно, и странно, что ты припоминаешь Алиде то, чего не было. Я, наоборот, всегда ставила в вину Алиде безумное тебе поклонение, она готова была спрыгнуть с пятого этажа, если тебе это было нужно, из‑за тебя она никого и ничего не видела вокруг, пожертвовала своей карьерой художницы. Я не понимала её и считала и сейчас считаю, что она не должна была прощать твои предательства. Может быть, ты бы пришёл в сознание?! Впрочем, я не знаю.

— Но у меня она отобрала квартиру. Я сейчас живу в гостином доме вместе с сыном.

— С каким сыном?

— Ты знаешь, что все женщины хотели от меня детей, и оказалось, что у меня в Москве нашлось двое, тут трое. «Потусторонних?!» — перебиваю его я.

— Сына зовут Серёжа, ему двадцать восемь лет, он коммерсант. У него нет проблем с искусством, с духовностью, его это не интересует. Он меня сейчас привёз из России, где я пробыл месяц. Там я не мог никого видеть, никуда ходить, лежал и думал… Я приду с Серёжей к вам на днях, можно? Теперь хочу снять где‑нибудь квартиру, и…

— Принимайся рисовать, писать, творить… Ты сам знаешь, что только при помощи искусства можно выжить.

Настроение и поведение его в течение разговора всё время менялось. То измученное, тяжёлое, то вдруг иронично–шутовское.

— А ты помнишь, как ты придумал секс по телефону? Во всяком случае, я впервые услышала об этом из рассказа Люды о тебе.

Моя подруга Люда остановилась вместе с ним в Нью— Йорке в доме их общего друга Гены Шмакова. Вернувшись вечером после концерта и войдя в неосвещённую квартиру, она решила, что никого ещё нет дома. Снимая шубу и сапоги, она вдруг услышала таинственные звуки, неожиданно возникшие: кто‑то разговаривал трепетным шепотом. Она прислушалась. Дверь одной из комнат, выходившей в прихожую, была полуоткрыта, и через открытое пространство было видно, что разговаривал Игорь, полулёжа в кресле, заложив ногу на ногу, удобно облокотившись на спинку кресла. Обеими руками он обнимал телефонную трубку, склонив над ней голову. Его лица не было полностью видно, он сидел вполоборота и, не изменяя позы, только иногда протягивая руку к небольшой рюмочке и отхлёбывая, трепетно шептал в воздух, заполняя паузы прерывистым дыханьем «… спускаю твои штанишки… осыпаю поцелуями… щекочу «храм Венеры»,… касаюсь шёлковых волос, перебираю пальцами каждый волосок… и вот уже влажные губы… кончиком языка раздвигаю этот цветок… погружаюсь в глубины! Ощущаю, какое тепло идёт от… нежнейшие ласки и нет различия… Раздвигаю ягодицы… облизываю и шепчу на ушко: «Божественная, я целую тебя! Дай сосать мне твой аленький язычок! Пить твоё дыхание! Волны наслаждений содрогают моё тело!» Бархатный, окрашенный сексуальными децибелами, голос переходил время от времени в завораживающие сладостные звуки. Слышалось учащённое дыхание, он то подносил рюмку к губам, то теребил и ощупывал телефонный провод, который вибрировал и постепенно исчез где‑то за креслом. «Твои пальцы должны копнуть глубже. Ещё раз! Сильнее!… Проще! Водопадом поцелуев я…» Люда исчезала в буре неистовых поцелуев и на цыпочках неслышно прошла в свою комнату. Диментовские звуки соприкосновений тел произвели на неё неизгладимое впечатление. Утром Люда спросила у Игоря: «Вчера я невольно присутствовала при Вашем телефонном разговоре и восхитилась Вашим «сексом по телефону». Сегодня «она» прилетит к Вам на крыльях. Почему бы Вам не развивать свой талант на поприще искусства?!