Горбачев (главы из книги)

Из его кабинета депутация вышла понурой: обговоренный сценарий, столкнувшись с непредвиденно жестким отпором Горбачева, обнаружил свою полную непригодность. Расчет на то, что, поднажав на него, можно будет вновь разыграть вильнюсский вариант теперь уже в Москве, не оправдался. Хотя организаторы путча теоретически предусматривали такой поворот событий, но одно дело рассуждать о "решительных мерах", которые придется применить, в том числе и к "взбеленившемуся" президенту, другое - начать их осуществлять. Еще не успев начаться и споткнувшись о Горбачева, путч соскочил с колеи, проложенной для него стратегами ГКЧП, и стал сползать к откосу.

Было решено действовать по заготовленному "жесткому" варианту. Забрав с собой в Москву личного президентского охранника В.Медведева и заблокировав "ядерную кнопку", Ю.Плеханов оставил вместо себя своего зама В.Генералова и распорядился о полной изоляции президента от внешнего мира. Гаражи с машинами и аппаратами связи в них были опечатаны и взяты под охрану автоматчиками, въезд и выезд с дачи были закрыты, по внешнему периметру установлена новая охрана, и с моря "объект" прикрыли сторожевые корабли, с аэродрома в Бельбеке эвакуированы вертолет и резервный самолет президента. На "золотую клетку" повесили увесистый амбарный замок.

Чуть позднее, отрабатывая утвержденный сценарий, тот же Ю.Плеханов потребовал от начальника Четвертого главного управления Д.Щербаткина представить медицинское заключение о нарушении мозгового кровообращения у президента и о необходимости ему соблюдать постельный режим. Эти документы должны были поступить от врачей до начала пресс-конференции членов ГКЧП вечером 19 августа. Но и не дожидаясь его, в своих достаточно путаных объяснениях случившегося перед встревоженными депутатами, представителями союзных и автономных республик и поднятыми по тревоге министрами Янаев, Лукьянов и Павлов, изображая скорбь на лицах, рассказывали о "драматическом состоянии" президента. Увлекаясь враньем, добавляли подробности о "не отходящей от его постели" Раисе Максимовне и фантазировали о причинах столь внезапного несчастья. В.Крючков в разговоре по телефону с лидерами Киргизии, Белоруссии и Украины - А.Акаевым, Н.Дементеем и Л.Кравчуком - ссылался на тяжелое заболевание президента и якобы уже имеющееся заключение врачей. А.Лукьянов, "объясняясь" с Р.Хасбулатовым и И.Силаевым, чтобы уйти от детальных расспросов, сам перешел в атаку на демократов: "Это ваш Ельцин ввел Горбачева в нервный шок". Депутатам союзных республик спикер заявил, что у него есть медицинское заключение о болезни Горбачева, в котором написано "такое, чего обнародовать нельзя".

Только в своем кругу путчисты называли вещи своими именами. Когда Янаев, вызванный Крючковым в Кремль 18 августа, узнал, что ему в связи с "болезнью Горбачева" предстоит взять на себя президентские полномочия, он поинтересовался: "Что все-таки с Михаилом Сергеевичем?" - на это последовал ответ: "А тебе-то что? Мы же не врачи. Сказано же, болен! И вообще, сейчас не время разбираться. Страну спасать нужно!" Приехавший уже после него А.Лукьянов вопросов о болезни президента почему-то не задавал.

Тем временем "больной" Горбачев с его избыточной энергией, очередными задуманными планами, с проклюнувшимися надеждами на выход, как ему представлялось, из самого тяжелого кризиса перестройки, оказался в положении всадника, выброшенного на полном скаку из седла, приговоренного, может быть, к самому тяжкому для его деятельной натуры наказанию - пытке ожиданием. Когда после ухода "москвичей" Раиса Максимовна и Ирина вбежали к нему в кабинет, у них оборвалось сердце: в комнате никого не было. Готовые к худшему, женщины бросились на балкон - Горбачев стоял там и казался даже спокойным. В конце концов, в сложившейся ситуации он сделал все, что мог, и повлиять на дальнейшее развитие событий было уже не в его власти. Оставшись без привычных источников информации - ему пришлось довольствоваться маленьким транзисторным приемником, принимавшим передачи, по счастью, "разглушенной" русской службы "Свободы" - телевизор заработал только на второй день заточения, - Горбачев узнавал новости о событиях не только в Москве, но и... о самом себе из угрюмых, как сводки Совинформбюро, реляций ГКЧП. Очутившись за тройным кольцом оцепления, он оказался в положении Наполеона на острове Эльбы, правда, с одной существенной разницей: чтобы "высадиться на континенте" и вернуться в столицу, ему, в отличие от французского императора, приходилось рассчитывать не на свою "гвардию", а на политических соперников.

Мог ли он попробовать "прорваться на волю", как судачили потом критики, упрекавшие его в "бездействии"? "Как бы это выглядело? - спрашивает Ирина, пережившая рядом с отцом эти страшные дни. - Карабкаться через горы с женой и двумя малолетними внучками? Или оставить нас с мамой и детьми заложниками, а самому ринуться в расставленную почти наверняка на этот случай ловушку? И облегчить путчистам их задачу, подставив себя под "случайную пулю"?