Горбатый медведь. Книга 2

Проделав это с Вишневецким несколько раз, он думал, что Вишневецкий не вытерпит и начнет просить прощения. Тогда ему можно дать покончить с собой. Самому, не мучая его.

Но Вишневецкий крепился. Он еще надеялся, что все обойдется. Что пьяный Мерцаев всего лишь проверяет его. Когда же Мерцаев вручил ему письмо с подписью «Синяя птица» и сказал, что эта крылатая лгунья найдена и задержана и что он, Аверкий Трофимович, не сомневался в ее посрамлении на очной ставке, Вишневецкий понял, что его дело плохо.

Воспаленный ум всегда в последнюю минуту находит способ спасения. Выстрелить из обоих стволов в лицо Мерцаеву и ослепить его дробью, а потом добить.

Молниеносно вскинув ружье и наведя стволы на лицо Мерцаева, Вишневецкий нажал одновременно на обе спусковые скобы, послышались два щелчка и ни одного выстрела.

Тогда, бросив ружье, Вишневецкий сунул руку в карман, но браунинга там не оказалось.

— Это я тоже предусмотрел, мой мальчик, когда мы находились в тележке. Вот он, твой пистолет, — показал Мерцаев на браунинг и, опустив его снова в карман, наслаждаясь своим спокойствием, обратился к Вишневецкому: — Теперь начнем говорить правду. Правду, и только правду до последнего слова.

Вишневецкий пал на колени перед Аверкием Трофимовичем и, рыдая, стал говорить:

— Если бы я не убил его, они убили бы нас обоих… Какая разница, кто его… А я хотел жить…

— И наверно, еще хочешь…

— Да!

— Тогда рассказывай не торопясь, а я налью и выпью. Если ты заслужишь, налью и тебе… Началась новая долгая пытка.

X

Васильевна-Кумыниха получила от Екатерины Матвеевны второе письмо. Судя по штемпелю, оно было опущено в Екатеринбурге. Так сказала младшая внучка. В письме лежало другое письмо, в хорошо запечатанном конверте. На конверте крупно было написано «ГЕРАСИМУ ПЕТРОВИЧУ». Екатерина Матвеевна писала: «Васильевна, дорогая моя, передай это письмо лично Герасиму Петровичу. Из рук в руки. Будь здорова Е. З.».

Получив, переданное Васильевной письмо, Герасим Петрович недоумевал, как могут ходить письма через фронт. Значит, для «них» он не преграда. В письме Екатерина Матвеевна писала:

«Герасим Петрович! Вы знаете: что значит в моей жизни мой племянник и как я боюсь потерять его. Теперь, когда вы не очень уверены в том, в чем не сомневались еще так недавно, должны помнить, что я всегда окажу вам услугу, чего бы она мне ни стоила, если вы убережете от возможных неприятностей моего родного и единственного. Если же, Герасим Петрович, вы не захотите приложить рук и по злой вашей воле или по недостаточной энергии с вашей стороны с ним что-нибудь случится, то не взыщите. Я бога не боялась, защищая его, а теперь не побоюсь любой кары… Не пренебрегите, Герасим Петрович, этим моим письмом. Е. З.».

Если бы это письмо пришло само по себе, то можно бы и не придавать ему значения. Но письмо связывалось с невыносимым сходством старухи Кукуевой с бабкой Зашеиной. Ко всему этому Герасим Петрович знал, что на фронте вовсе не без перемен, как врут в газетах, а, напротив, там большие перемены. Ненадежен и тыл. Это не восемнадцатый год. Каждая улица Мильвы начинена порохом. Разбежавшийся мильвенский полк, так и не получивший ни номера, ни названия, стал силой, растворившейся и попрятавшейся, но готовой в любую минуту подняться и объявить в Мильве Советскую власть.

Екатерина Матвеевна, написав такое письмо, не прибегала к запугиванию, это не в ее характере. Она подтверждала то, во что не хотелось верить Герасиму Петровичу и что стало неотвратимым.

Когда Герасим Петрович получил приказ явиться в формируемый полк под Пермью, он не стал далее играть в прятки и сказал жене:

— Любовь, тебе с Иришей нужно уехать на всякий случай подальше от фронта. Меня вызывают в полк. Без меня может случиться всякое. Тебя на этот раз могут и не помиловать.

Недоговаривая многого, Герасим Петрович сказал все. Любовь Матвеевна поняла, что власть, которую считали непоколебимой, заколебалась. Нужно было только решить, куда ехать. Герасим Петрович назвал Тюмень. Тихий, хороший городок, далеко от фронта. Может быть, под Пермью или где-то на рубежах Европы и Азии Колчак, дождавшись помощи от союзных держав, даст решающее сражение, и Красная Армия покатится за Москву.

Все эти дни мать встречалась с Маврикием и проводила с ним по нескольку часов. Обсуждая, как ему быть дальше, они пришли к заключению, что ему следует перебраться к осени в Томск, доучиться экстерном, получить аттестат зрелости и под фамилией своего деда поступить в технологический институт.

Это, кажется, был единственно верный способ укрыться. Далеко от Мильвы. Не столь сложно выхлопотать у псаломщика-пропойцы, ведущего книгу крещений, метрики на фамилию Зашеина. Это вскоре и было сделано. Маврикий мог уже отправляться, но его задерживало здесь только одно. Ему хотелось знать о результатах письма Мерцаеву. Ему еще не было известно, что вся Мильва говорила об убийстве в лесу на охоте Юрия Вишневецкого.