Горбун лорда Кромвеля

Я вернул книги на место. Пытаясь отыскать ответы на различные вопросы, которые возникли в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, я предался размышлениям, расхаживая туда-сюда по комнате. Прежде всего меня интересовало, были ли вовлечены в мошенничество казначей и сам аббат. Ведь не кто иной, как Фабиан, являлся хранителем монастырской печати. Безусловно, и тому и другому было доподлинно известно, что их темные дела тотчас выплывут наружу, если в монастырь вторгнутся чиновники Палаты перераспределения монастырского имущества. А что, если неким обманным путем Эдвиг заполучил доступ к печати и использовал ее за спиной аббата? Ведь сделать это было совсем нетрудно. И наконец, куда делись деньги? Выручка от торговли землей должна была принести целый мешок золота. Я продолжал стоять посреди комнаты, задумчиво глядя на корешки бухгалтерских книг, ровными рядами выстроенных вдоль стен.

Вдруг что-то отвлекло меня. Это было колыхание свечи, и я сразу догадался, что позади меня открылась дверь, через которую потянуло сквозняком. Я медленно обернулся и встретился глазами с братом Эдвигом, стоявшим на пороге комнаты. Он бросил быстрый взгляд на стол, который, на мое счастье, я уже успел закрыть.

— Никак не ожидал тут кого-нибудь встретить, с-сэр, — скрестив руки на груди, произнес он. — Вы меня напугали.

— Странно, что вы не окликнули меня сразу, как вошли.

— Я был так удивлен, что не сразу опомнился.

— Да будет вам известно, что мне дозволено осматривать все без исключения помещения монастыря. Для начала я решил взглянуть на ваши расчетные книги. Те, что подпирают здесь стенки.

Интересно, не видел ли он, как я рылся у него в столе? Скорей всего, нет. В противном случае я почувствовал бы сквозняк раньше.

— Должен заметить, что эти отчеты вряд ли вас заинтересуют. Дело в том, что все они старые.

— Это я и сам уже понял.

— Рад вас видеть, с-сэр. — Уста Эдвига чуть тронула невеселая улыбка. — Мне хотелось бы принести вам извинения за свою сегодняшнюю вспышку. Но поймите меня правильно. Я был очень расстроен тем, что прервалась церемония. Прошу вас, не воспринимайте слишком серьезно слова, сказанные в безрассудной горячности.

— Я знаю, что многие люди думают так же, как вы. — Я переложил одну из книг на другое место. — Но вы ошибаетесь. Деньги, которые попадают в казну, король использует на благо всего общества.

— Вы в с-самом деле так думаете, сэр?

— А вы нет?

— Это в наши-то дни, когда все мужи одержимы алчностью? Ведь недаром говорят, что ничто так не отталкивает и ничто так не притягивает, как жадность. Друзья к-короля беспрестанно склоняют его к всякого рода расточительству. Да и вообще, кто может взять на себя смелость подсчитывать расходы сильных мира сего?

— Бог. Он передал заботу о благосостоянии людей в руки короля.

— И все же у главы к-королевства несколько иные предпочтения, — продолжал брат Эдвиг. — Прошу понять меня правильно, я никоим образом не хочу подвергнуть критике короля Генриха.

— Это было бы неблагоразумно.

— Я имею в виду всех п-правителей в целом. Мне хорошо известно, что они пускают деньги на ветер. Я видел собственными глазами, как это происходит в армии.

В его глазах появился оживленный блеск, которого не было прежде и который свидетельствовал о его явной расположенности к данной теме. Это внезапное преображение придало облику монаха больше человечности.

— Да ну? — побуждая его продолжать разговор в том же русле, произнес я. — Как это следует понимать, брат Эдвиг?

— М-мой отец служил в армии казначеем, сэр. Все свое детство я провел при нем, изучая данное ремесло. Двадцать лет назад мне довелось находиться при армии короля Генриха в то время, когда он вел войну с Францией.

— Тогда, когда его обманул испанский король, пообещав ему поддержку и не сдержав своего слова?

Эдвиг кивнул.

— И все это совершалось во имя с-славы и завоевания, — продолжал он. — Будучи ребенком, я успел насмотреться на то, как бесчинствовали солдаты разных армий по всей Франции. Видеть трупы для меня стало самым п-привычным делом, сэр. Помнится, они лежали в лагере длинными рядами и с каждым днем все сильней зеленели. А на воротах обычно вешали пленников.

— Война — ужасная вещь, — согласился я. — Не смотря на то что многие считают ее делом благородным.

Эдвиг энергично закивал.

— А к раненым всегда приходили священники, — продолжал он. — Давали им мази. Пытались залатать то, что человек разорвал на ч-части. Именно тогда я дал себе слово принять духовный сан. Посвятить свои способности к счету служению Церкви. — У него на устах снова заиграла улыбка, на сей раз в ней было больше жизни, хотя она и напоминала ухмылку. — Люди считают меня скрягой, да?

Вместо ответа я пожал плечами.

— А по-моему, каждый попавший в церковь г-грош отвоеван от г-грешного мира для Бога. Вы понимаете, что я имею в виду? Он идет на поддержку наших молитв. Нашей благотворительности. В том, что мы даем беднякам милостыню, нет никакой корысти. Нам надлежит это делать по нашей вере.

— А короли, по-вашему, имеют возможность выбора, которым могут воспользоваться или пренебречь?