— Тогда это гнилое общество. — Ее внезапно охватил гнев. — Я уже давно пришла к этому выводу.
— Однако смею заметить, что это общество для нас создал Бог, — встав с места, произнес я. — В счастье или в горе, но нам надлежит в нем жить. Неужели вы будете по-прежнему упорствовать, чтобы удержать возле себя Марка? Неужели желаете воспрепятствовать его продвижению? Во всяком случае, если вы будете настаивать на своем, именно так и случится.
— Я никогда ни в чем не буду ему помехой, — горячо заверила меня она. — Никогда не поступлю против его желаний.
— Однако позволю себе заметить, сейчас он может желать того, что со временем станет ему помехой.
— Так или иначе, но принимать решение должен только он сам. Правда, сказать он об этом все равно не сможет, ибо вы запретили нам разговаривать друг с другом.
— Неужели вы хотите разрушить его будущее? Помешать ему воспользоваться открывшимися перед ним перспективами?
Она смерила меня таким взглядом, что мне стало не по себе. Не помню, чтобы когда-нибудь в жизни женщина одним взглядом могла привести меня в подобное смятение.
— Подчас мне кажется, что меня намеренно пытаются лишить всех, кого я люблю, — тяжело вздохнув, произнесла она. — Возможно, такова участь всякой прислуги, — с горечью добавила она.
— Марк рассказывал, что у вас был парень, лесоруб, который будто бы погиб в результате несчастного случая.
— Если бы он был жив, я бы горя не знала в Скарнси. Потому что землевладельцы сегодня только и делают, что рубят леса. А теперь мне приходится прозябать в этом месте.
В уголках ее глаз заблестели слезы, но она сердито стерла их рукой. Я был бы рад прижать ее к себе и успокоить, но я знал, что ее могут утешить только другие объятия.
— Мне очень жаль. В жизни часто случается, что мы теряем тех, кого любим. Послушайте, Элис, монастырь не слишком перспективное место. Может, позволите мне подыскать вам какую-нибудь должность в городе? Я мог бы это сделать через судью Копингера. Я рассчитываю встретиться с ним завтра. Вам нельзя оставаться здесь. Тут творятся жуткие вещи.
Смахнув слезы с глаз, она посмотрела на меня каким-то странным, непонятным мне взглядом, исполненным непостижимых чувств.
— Да, — сказала она, — именно здесь я познала глубину человеческой жестокости и насилия. Это ужасно.
Даже сейчас, когда я пишу эти строки, я вижу ее страшный взгляд и содрогаюсь, вспоминая о том, что ждало меня впереди.
— Позвольте мне защитить вас от этого кошмара.
— Я не против, сэр. Только боюсь, мне будет трудно оказывать почтение судье Копингеру.
— Понимаю. Но должен еще раз сказать, что так устроен мир.
— Мне стало страшно жить. Даже Марк боится.
— Я тоже.
— Сэр, брат Гай упомянул о том, что вы обнаружили в пруду, помимо тела девушки, также и другие вещи. Не могли бы вы сказать, какие именно?
— Это сутана, которая никак не вписывается в нить моих рассуждений. И меч. Я велел монахам осушить пруд. Хочу узнать, не хранится ли на дне что-нибудь еще.
— Меч?
— Да. Полагаю, тот самый, которым был убит господин Синглтон. На нем есть клеймо, по которому можно проследить, где он был изготовлен. Но для этого мне придется поехать в Лондон.
— Не уезжайте, сэр, пожалуйста! — неожиданно взмолилась она. — Не оставляйте нас в этом ужасном месте. Я приношу свои извинения за свою несдержанность, но прошу вас, не уезжайте. Только вы своим присутствием способны обеспечить мою безопасность.
— Боюсь, вы слишком преувеличиваете мои возможности, — мрачно заметил я. — Во всяком случае, спасти Саймона Уэлплея мне не удалось. Тем не менее пока я совершенно не представляю, как мне добраться до Лондона. По такой погоде дорога займет добрую неделю. Однако таким временем я совсем не располагаю.
Лицо Элис выражало самое искреннее участие, так что я даже рискнул податься вперед и пожать ей руку.
— Я глубоко тронут тем, что вы в меня так сильно верите.
Она отдернула руку и, улыбнувшись, ответила:
— А может, наоборот: вы сами слишком мало в себя верите. Мне иногда думается, что, сложись все иначе и не будь здесь Марка, у нас с вами, возможно, могло…
Не договорив до конца предложение, она застенчиво склонила голову. Я почувствовал, как бешено заколотилось сердце у меня в груди. Какое-то время мы молча стояли на холме.
— Думаю, нам лучше вернуться назад, — сказал я, — нежели пытаться добраться до реки. Мне должны доставить ответ от судьи. И вообще, Элис… что касается нашего разговора… Я обязательно замолвлю о вас словечко. Обещаю. И… спасибо за то, что вы сейчас сказали.
— А вам спасибо за помощь.
Быстро улыбнувшись, она развернулась и направилась в обратный путь по болоту.
Дорога к монастырю оказалась более легкой. Нам всего лишь приходилось ступать по нашим прежним следам, которые четко отпечатались на снегу. Следуя за Элис, я не отрывал взгляда от ее шеи и однажды едва удержался, чтобы не коснуться ее рукой. Я вынужден был признаться, что одурачивают себя не только монахи и не они одни с легкостью превращаются в лицемеров.