Все вокруг, даже болота, сияло белизной, на фоне которой резко выделялись обнаженные деревья и заросли болотного тростника. Далеко впереди виднелась свинцовая гладь моря. Я не забыл захватить с собой посох и теперь тяжело опирался на него.
— Хвала небесам, у нас есть непромокаемые боты, — провозгласил Марк.
— Да, они еще сослужат нам добрую службу. Когда снег растает, все вокруг превратится в грязное месиво.
— Если только снег вообще когда-нибудь растает.
Брести по заснеженной дороге было нелегко, и прошло не меньше часа, прежде чем мы оказались на окраине Скарнси. В пути мы почти не разговаривали, ибо настроение у обоих было довольно мрачное. На улицах города нам не встретилось ни души; в ярком солнечном свете особенно бросалось в глаза, что большинство домов пребывает в плачевном состоянии.
— Нам нужна Уэстгейт-стрит, — сказал я, когда мы оказались на главной площади.
На причале лежала вверх дном небольшая лодка, и какой-то чиновник в черном сюртуке осматривал сваленные рядом кипы ткани, в то время как двое горожан стояли поодаль, переминаясь от холода с ноги на ногу. В устье канала, ведущего через болота, стояло на якоре большое судно.
— Судя по всему, это контрабандисты, которые попались таможеннику, — заметил Марк.
— Да. Наверняка они пытались переправить во Францию шерсть.
Мы свернули на улицу, застроенную новыми домами, явно принадлежавшими состоятельным горожанам. На дверях самого большого дома красовался герб города. Я постучал, и дверь открыл хорошо одетый слуга, подтвердивший, что это дом мирового судьи Копингера. Он провел нас в прекрасно обставленную гостиную, где стояли резные кресла, обитые бархатом, а в буфете поблескивала золотая посуда.
— Мировой судья неплохо устроился, — пробормотал себе под нос Марк.
— Неплохо, — кивнул я и подошел к висевшему на стене портрету светловолосого человека с широкой окладистой бородой и суровым взглядом. — Отличная работа. Судя по заднику, портрет писался в этой комнате.
— Значит, судья богат и… — начал Марк и осекся, так как дверь распахнулась и человек, изображенный на портрете, предстал перед нами в оригинале.
То был высокий дородный мужчина лет сорока, в коричневой накидке, отороченной соболем. Взгляд его показался мне еще более суровым и жестким, чем на портрете. Подойдя ко мне, мировой судья крепко пожал мне руку.
— Господин Шардлейк, для меня большая честь познакомиться с вами. Я Гилберт Копингер, здешний мировой судья и верный слуга лорда Кромвеля. Я знал несчастного господина Синглтона. Слава Богу, вы прибыли сюда, чтобы расследовать это злодейское убийство. Я всегда считал, что здешний монастырь является притоном разврата и ереси.
— Да, прямодушие и откровенность отнюдь не характерны для его обитателей, — произнес я и указал на Марка. — Позвольте представить моего помощника, господина Марка Поэра.
Мировой судья холодно кивнул.
— Пройдемте в мой кабинет, — предложил он. — Думаю, вы не откажетесь что-нибудь выпить? Сам дьявол послал нам эту стужу. Надеюсь, в монастыре вы не страдаете от холода?
— Все помещения в монастыре хорошо отапливаются.
— О, в этом я не сомневаюсь, сэр. Монахи не привыкли ни в чем себе отказывать.
Мировой судья провел нас в уютную комнату, из окон которой открывался вид на улицу, и убрал бумаги со стоявших у очага стульев.
— Позвольте мне налить вам обоим вина. Простите за беспорядок, но я недавно получил из Лондона целую кучу бумаг… — Он испустил тяжкий вздох. — К тому же я должен отправлять лорду Кромвелю сообщения обо всех случаях проявления неблагонадежности и об изменнических разговорах. К счастью, в Скарнси таких случаев немного. Правда, бывает, мои осведомители сами выдумывают крамольные разговоры, и мне приходится вести следствие, основанное на пустых домыслах. Что ж, по крайней мере, это учит людей осмотрительности.
— Мне известно, сколь приятно лорду Кромвелю сознание того, что здесь, в центральных графствах, у него есть надежные люди, подобные вам, — с пафосом изрек я.
Копингер кивнул, явно польщенный моими словами. Я отхлебнул вина.
— Превосходное вино, сэр, благодарю вас. Но перейдем к делу, ибо время не терпит. Я хотел бы получить у вас некоторые сведения.
— Сэр, я готов оказать вам любую помощь. Убийство господина Синглтона — это оскорбление, нанесенное самому королю. Столь тяжкое преступление вопиет о возмездии.