Горчаков

Однако сам Николай I считал себя спасителем Европы Как вспоминал будущий министр народного просвещения А. В. Головнин, «государь Николай Павлович являлся везде каким-то начальником; ему делали самые торжественные встречи, принцы крови съезжались, чтобы представиться ему, он осматривал войска, раздавал иностранным генералам и офицерам ордена, раздавал множество денег, давал министрам ряд наставлений, ласковый прием его высоко ценился, невнимание очень огорчало»[45] Такое отношение вызывало у императора приятное головокружение, искажало представление о реальности В итоге российский самодержец стал полагать, что может оказывать безграничное влияние на европейские государства Между тем рассчитывать на благодарность и тем более политическую зависимость европейских стран было по меньшей мере наивно К исходу четырех лет со времени тех событий ситуация вокруг России незаметно, но существенно изменилась Первым сигналом этого изменившегося отношения стал так называемый международный «спор о ключах»

В 1852 году Горчаков на долгое время направился во Францию, где наблюдал процесс восстановления в стране имперского правления, а затем подключился к разрешению внезапно разгоревшегося международного спора вокруг святых мест в Палестине В конфликт, спровоцированный французским консульством в Иерусалиме, оказались вовлечены местные католики и православные христиане, которым со времен крушения Византийской империи покровительствовал российский император

Вопрос о том, кому должен принадлежать приоритет в доступе к христианским святыням — Вифлеемской пещере, где, по преданию, родился Христос, и Храму Гроба Господня в Иерусалиме, вызвал серьезное противостояние между Францией и Россией

Проблема выходила далеко за рамки церковного спора Речь шла о лидерстве в христианском мире, которое определялось обладанием ключами, дающими право доступа к святыням. Ситуация здесь никогда не была стабильной, поскольку османский режим менял позицию в зависимости от военно-политической ситуации в Европе и расклада сил среди влиятельных христианских государств

Конфликт удалось лишь пригасить Была достигнута договоренность о совместных усилиях двух сторон с целью благоустройства Святых мест, в частности об их участии в восстановлении купола над Храмом Гроба Господня, который оставался разрушенным после пожара 1808 года Был также подписан временный протокол, обеспечивающий доступ к святыням

Тлеющий характер религиозного противостояния изменился к 1853 году, когда Николай I заговорил о необходимости дележа наследства «бедного больного», каким русский император считал Османскую империю. Конфликт перерос в масштабную войну с Портой. Ее неизбежный распад в политических кругах Европы прогнозировался многими, но предоставить одной России право довершить этот процесс европейское сообщество никак не хотело. Николай I допустил серьезный политический просчет. Его неколебимая вера в прежних союзников, надежды если не на поддержку, то хотя бы на их дружественный нейтралитет не оправдались.

Представления о навсегда зависимом положении монархических дворов Европы от мощи русского оружия становились опасными. Революционные события 1848–1849 годов обнажили уязвимость европейских монархий, их неспособность противостоять массовым проявлениям народного протеста. Слишком громоздкие, состоявшие из представителей самых бедных слоев населения, нацеленные на войну с другими государствами, а не со своим народом европейские армии не были способны эффективно подавлять революционные выступления в собственных странах. Однако это вовсе не означало, что европейские государства не были способны противостоять внешнему врагу. В условиях, когда национальным интересам и чести страны наносился урон, внутренние конфликты на время отступали на второй план. Небольшая победоносная война за пределами собственных границ во все времена служила для правителей хорошим средством как единения страны, так и укрепления собственной власти. Подобные планы вынашивал Луи Наполеон Бонапарт, провозглашенный в 1852 году императором французов Наполеоном III. Эти обстоятельства не мог или не хотел принимать в расчет Николай I.

Российский императорский двор жил в условиях, когда соображения государственной тайны трактовались весьма свободно, а политическое доверие превращалось в беспочвенную доверчивость. Окружение царя имело семейно-кла-новые связи с европейскими странами. Доступность любой, самой конфиденциальной информации, в том числе и государственной важности, делала страну в этом смысле вполне беззащитной. О какой закрытости в разработке и осуществлении политической или военной стратегии можно было вести речь, если, к примеру, посол России в Австрии Петр Мейендорф был зятем Буоля — министра иностранных дел этой страны, а министр иностранных дел России Нессельроде в течение десятилетий был убежденным сторонником, едва ли не креатурой австрийского канцлера Меттерниха…