Гордон Лонсдейл: Моя профессия - разведчик

Смит. Да, сэр, я видел, как Лонсдейл встретился с Хаутоном и Джи.

Прокурор. Лонсдейл взял у Джи хозяйственную сумку?

Смит. Да, сэр.

Прокурор. Вы их догнали и сказали: «Я полицейский и арестовываю вас»?

Смит. Да, сэр.

Прокурор

. Что сделали они?

Смит. Когда я сказал это, Джи сказала: «О-о-о», Хаутон сказал: «Что?», а Лонсдейл не произнёс ничего.

Прокурор. Затем с помощью других полицейских вы поместили их в машины?

Смит. Да, сэр. Каждого в отдельную машину.

(Вспомнив, как это было, я улыбнулся про себя: на каждого из нас приходилось по четыре полицейских, они буквально облепили меня, Хаутона и Джи, и каждый считал своим долгом развить бурную деятельность: покрикивал, подталкивал задержанных к машинам).

Прокурор. И что было дальше?

Смит

. Мы привезли их в Скотленд-Ярд и поместили в разные комнаты.

Прокурор. В Скотленд-Ярде вы обследовали содержимое хозяйственной сумки Джи?

Смит. Да, сэр.

Прокурор. В ней было два свёртка?

Смит. Да, сэр.

Прокурор. В одном из свёртков были вот эти четыре отчёта государственных комиссий о результатах испытаний различных гидроакустических приборов?

Смит

. Да, сэр. Я нашёл в этом свёртке эти четыре отчёта со схемами и диаграммами.

Прокурор. Во втором свёртке вы нашли вот эту банку с непроявленной плёнкой?

Смит. Да, сэр.

Прокурор. Затем в Скотленд-Ярде вы допросили Лонсдейла?

Смит. Да, сэр. Я спросил его фамилию и адрес, и он сказал: «На любой ваш вопрос мой ответ будет «нет», поэтому не задавайте их зря…»

И так до бесконечности. Прокурор подсказывал. Смит подтверждал. Всё, что изрекал прокурор. Временами в зале возникал глухой шумок: непосвящённые в тонкости судопроизводства уже изнемогали от скуки.

Мелькали серыми, безликими тенями свидетели, они дружно подтверждали всё, что сообщал им генеральный прокурор. Иногда он уступал своё место «младшему», как принято называть в английском суде помощников обвинителя. В роли такого «младшего» выступал известный юрист Гриффитс-Джонс. Незадолго до этого он прославился своим неудачным обвинением по делу одного из издательств в связи с попыткой запретить публикацию нашумевшей книги «Любовник леди Чаттерлей».

Был на суде и помощник «младшего», но он не проронил ни слова в течение всего процесса. Я так и не понял его функций: быть может, он готовил речи для обоих «старших»?

И странное дело — чем больше выступало свидетелей, чем больше задавал обвинитель вопросов, тем увереннее я себя чувствовал. На суде не привели ни одного серьёзного доказательства, что я или кто-либо другой из обвиняемых передал какие-то секретные сведения потенциальному противнику. Стало ясно, что обвинение просто решило давить на присяжных заседателей числом свидетелей, хотя часть их вообще не имела никакого отношения к делу.

На моей квартире нашли несколько кассет с плёнкой. Английский представитель фирмы, выпускавший эту фотоплёнку, был вызван в качестве «внезапного свидетеля», то есть такого, о котором не была заранее предупреждена защита. При умелом использовании такой манёвр обычно вызывает у защиты растерянность и неотразимо действует на присяжных. Здесь же произошло по-иному. Представитель фирмы показал, что, судя по номеру на коробке, плёнка не могла быть куплена в Англии до такого-то срока. Я тут же сообщил защитнику, что купил плёнку в Швейцарии примерно за шесть месяцев до даты, установленной свидетелем, и отнюдь не собираюсь этого скрывать. На плёнке вообще не было ничего заснято. Защитник спросил «внезапного свидетеля», когда можно было купить плёнку этой серии за пределами Великобритании. Свидетель сослался на то, что располагает достоверными сведениями только в отношении Великобритании. Словом, всё это было довольно бессмысленным.

Даже газеты на следующий день выражали недоумение по поводу целей обвинения, пригласившего этому никому не нужного свидетеля.

А судьи? Лорд Паркер, которому вскоре предстояло удивить своих коллег небывалым в истории английского правосудия приговором, казалось, даже не слушал показания свидетелей. Лицо его не выражало ничего — ни любопытства, ни негодования. И иногда, очень, очень редко, он вмешивался в допрос, и всякий раз это делалось с одной целью — обратить внимание присяжных на какое-то (конечно же, выгодное для обвинения) обстоятельство. «Эта сумка, в которой были обнаружены секретные документы, в момент ареста находилась в руках у Лонсдейла?» — спрашивал он Хаутона. И этот призыв к двенадцати присяжным надо было понимать так: обратите внимание — факт, что Лонсдейлу были переданы секретные документы, доказан.

Тактика лорда Паркера оказалась куда более результативной, нежели бесчисленные вопросы прокурора. И всякий раз, когда надменный лорд открывал свои уста, присяжные уже знали, что им следует подумать над услышанным.