Гордон Лонсдейл: Моя профессия — разведчик

Мы выехали на автостраду и помчались в сторону Лондона. Мимо проносились бесчисленные автомобили. Мелькали указатели поворотов к знакомым городам. Когда проезжали мимо одного из расположенных на автостраде ресторанов, я почувствовал острый приступ голода, вдруг захотелось поскорее — сейчас же! — съесть что-нибудь приличное! Но, конечно, конвоиры не согласились бы ввести меня, прикованного к сыщику, в ресторан.

Долго ехать молча мы не могли: я интересовал их, а они — меня. Постепенно завязался разговор. Оба полицейских дружно расспрашивали о моих впечатлениях от Бирмингемской тюрьмы и её заключённых. Выяснилось, что у нас много общих знакомых из светил бирмингемского преступного мира, хотя я и полицейские встречались с ними при совершенно разных обстоятельствах. Я воспользовался случаем, чтобы рассказать, о чём говорили между собой многие заключённые: их дела были сфабрикованы неким сержантом из бирмингемского уголовного розыска. Всегда упоминали одного и того же человека. Я считал, что они говорят правду…

— Да, мы знаем это, — заметил один из полицейских. — К нам тоже поступали такие сигналы, сейчас это дело расследуется…

Позднее я прочитал в газетах, что следствие не дало результатов и сержанта восстановили в должности. Подобным образом кончаются обычно все дела этого рода, ибо, как правило, министр внутренних дел поручает проверку жалоб тому же самому полицейскому управлению, на которое они поступили.

Под конец заговорил и сидевший впереди представитель контрразведки. Этот предпочитал отвлечённые темы. Но и он не удержался от воспоминаний о том, с каким удовольствием у них в управлении читали мою переписку с членом парламента Джонсоном-Смитом… По словам контрразведчика, все сотрудники сочувствовали бедному Джонсону-Смиту, которому всё время приходилось уходить от конкретных ответов, и в то же время смеялись над ним…

…До чего же это приятно — первая зелень, пёстрые плакаты реклам вдоль дороги… яркие цвета автомобилей… Ласково шуршат шины, чуть покачивает.

Свобода — вот она, совсем рядом.

Трасса была хорошо знакома. Когда съехали с автострады, я понял, что направляемся на военный аэродром Нортхолт. Мы были уже совсем близко от аэродрома, но контрразведчик, взглянув на часы, сказал, что мы опережаем график. Чтобы оттянуть время, он приказал водителю сделать крюк.

На аэродром въехали через специальные ворота с надписью: «Для особо важных лиц». Часовой, стоявший на посту, взял на караул. Мне показалось занятным, что из Англии меня вывозят именно через эти ворота. Машина покатила прямо к ожидавшему её самолету военной транспортной авиации. Моторы уже были запущены и работали на малых оборотах. Это был двухмоторный самолёт, и я почему-то подумал, что полковника Абеля привезли в Берлин на четырёхмоторном самолёте…

Мы притормозили у трапа. Водитель достал из багажника ящики с книгами, отнёс их в самолёт. Я попрощался со всеми, пожал руки обоим полицейским.

В салоне меня ждали новые телохранители — два здоровенных верзилы в штатском, которых про себя я тут же назвал «гориллами». Контрразведчик передал меня с рук на руки и вышел. Дверь самолёта закрыл полковник королевских военно-воздушных сил.

Откатили трап, моторы взвыли, и самолёт стал выруливать на взлетную дорожку. В салоне появился полковник. Встав по стойке «смирно», он отрапортовал мне о маршруте и продолжительности полёта, а также об ожидавшейся в пути погоде. По-видимому, он ничего не знал и искренне думал, что я действительно «особо важное лицо». Один из телохранителей принялся украдкой махать ему рукой, пытаясь остановить его вдохновенную речь. Но напрасно. Полковник отрапортовал до конца, предложил пассажирам выпить кофе, пока будет приготовлен обед.

О, что это был за кофе — крепкий, настоящий. Первый кофе за три года. Потом был первый за три года человеческий обед. Полковник принёс его на подносе: томатный суп, лангет с жареной картошкой и мороженое. Выходило это у него ловко, как у стюардессы высокой квалификации.

За обедом я впервые за много лет держал в руках вилку и нож. Я отметил для себя, что стоило мне взять нож в руки, как телохранителей охватило сверхъестественное напряжение. Не сводя глаз, следили они за моей рукой. «Чёрт побери, наверное, я разучился правильно пользоваться ножом?..» Но нет, дело было не в манерах — они просто боялись, что я вдруг решу покончить жизнь самоубийством! Когда мне понадобилось посетить туалет, в тесную кабину попытались втиснуться и оба телохранителя… М-да…

До Берлина оставалось километров сто, не больше. В салоне неожиданно появился один из членов экипажа и поспешно затянул шторки на окнах. Я успел заметить вдали звено истребителей, летевших параллельным курсом! На фюзеляжах были яркие красные звезды!

Свобода была уже совсем рядом.

Мы приземлились на авиабазе Гатов в английском секторе Западного Берлина. «Гориллы» нервничали всё больше и больше. Старший предупредил меня:

— Мы вооружены и имеем приказ стрелять, если вы попытаетесь бежать…