Гордость

Девушки из нашего района

Зайди сюда,Пройди вдоль улицКолючих, тусклых,Вдоль тротуаровПо хлипким мостикам на наших спинахДо края радугиВ бутылочном стекле,И там же слиток золотаВедет

К другому краю мира.Девушки здесьКричат про больСквозь мегафоны ветра.Пусть он несетМечтыНа крыши небоскребов,Пусть там антенныУсилят губ шлепки,Вращенье шейных позвонков,Качанье бедер, щелчки пальцев,

Гул в телефонном проводе,И свист скакалки – мы прыгаем под ритмСвоих же песен, мы считаемСекунды, минуты, часы, дни,Пока не вырвемся за невидимые стены,Стеклянный потолок так высоко,Что можно лишь смотреть, но не касатьсяПодпиленными и накрашенными ногтямиС надеждой – может, звездыК нам сами спустятся

И нас потрогать захотят.

Сердце так и бухает, я слышу, как все аплодируют. Чувствую, что своими словами сумела завоевать уважение. Как вот когда папуля садится с дружками на крыльцо, чтобы предсказать следующее действие того или иного политика, потеоретизировать насчет стратегии какой-нибудь иностранной державы, поведать, кто тут у нас с кем переругается, причем за много недель до того, как это произойдет. Сведения папуля роняет, будто хлопая картами или костяшками домино об стол, а дружкам его только и остается, что склоняться перед его величием и сидеть молча.

Я точно знаю – именно это и происходит, когда аплодируют. Именно в этот миг я и понимаю, что здесь я могу обрести продолжение моего квартала, еще один дом.

Я дожидаюсь, пока схлынет волна криков и аплодисментов, и только потом открываю глаза. Открываю – и они тут же утыкаются в знакомое лицо. Сердце уходит в пятки. Дыхание учащается, я замираю прямо на сцене – зрители уже перестали аплодировать, и распорядитель вызывает следующего поэта.

На меня в упор смотрит Дарий Дарси.

Глава шестнадцатая

В голове все крутится одна фраза: «Он-то какого фига сюда приперся?» А он просто стоит в дальнем конце зала, заложив руки в карманы облегающих джинсов. Лицо сбоку освещено лучами предзакатного солнца – и едва не сияет. На нас обоих направлен свет, как будто кроме нас в зале никого.

Кто-то подходит, дотрагивается до моей руки; я наконец отвожу глаза и спускаюсь со сцены. Плохо понимаю, куда идти, потом вспоминаю, что оставила сумку на стуле, придется подойти ближе к Дарси. Узнаю одну из девушек в его компании. Кэрри. Не так я собиралась провести этот день. Совсем. Дарий правда слышал, как я читаю стихи? Этого не хватало.

– Мир тесен, да? – Таковы его первые слова.

– Да уж, – отвечаю я и хватаю сумку, стараясь на него не глядеть. – Слишком тесен.

– Настолько тесен, что у меня разыгралась клаустрофобия, – говорит Кэрри, ерзая на стуле. За их столиком есть свободный стул, на спинке его висит сумка Дария, но я туда не сажусь.

– Ого, вы все друг друга знаете? – спрашивает еще одна девушка из их компании. На вид знакомая, но я не припомню, где ее видела. А потом понимаю – у нее такой же квадратный подбородок, как у Дария. – Привет, я Джорджия. А стихотворение отличное! Девушки из нашего района. Мне очень понравилось!

– Зури, – произношу я, делая вид, что она меня совершенно не интересует, потому что она действительно очень похожа на Дария и я вспомнила ее имя из того разговора, когда мы обсуждали музыкантов в парке Марии Эрнандес. Видимо, его младшая сестра. Третий ребенок Дарси.

Тут вступает сам Дарий:

– И ты вообрази себе – Зури живет в Бушвике, от нас через улицу!

Джорджия ахает.

– Ого! Ничего себе! Какое совпадение! А что ты делаешь в Вашингтоне? Ты в Говарде учишься?

Речь у нее как у братьев – не голос, а слова. Она не тянет слова по-нью-йоркски, не употребляет тамошних выражений. Все звуки произносит безупречно. И очень отчетливо.

– Нет, я не учусь в Говарде. Пока. Я в выпускном классе бушвикской школы. Приезжала на экскурсию по кампусу.

– Класс, – одобряет она.

Кэрри мне не сказала ни слова. Улыбается фальшивой улыбкой, помешивает латте со льдом или что там она пьет. К микрофону выходит следующий молодой поэт и орет так громко, что хочется заткнуть уши.

– Вот уж кого не ждал здесь встретить. – Дарий наклоняется вперед, чтобы мне было слышно. Я понимаю, что впервые вижу его в джинсах, но стараюсь долго не таращиться. Тела наши почти соприкасаются, потому что стулья стоят тесно.