Гордость и гордыня

Обед был весьма великолепным, со всеми лакеями и серебряной посудой, обещанными мистером Коллинзом; и, как он тоже предсказал, по желанию ее милости ему предложили место в другом конце стола, напротив хозяйки дома, так что чаша его счастья переполнилась. Он разрезал жаркое и дичь, ели одобрял с восхищенной поспешностью, и каждое кушанье удостаивалось сначала его похвалы, а затем похвалы сэра Уильяма, которым уже настолько пришел в себя, что поддерживал каждое слово зятя с такой истовостью, что Элизабет не понимала, как леди Кэтрин это терпит. Однако леди Кэтрин, казалось, была довольна их чрезмерными восторгами и отвечала самыми милостивыми улыбками, особенно когда оказывалось, что они никогда прежде не пробовали того или иного блюда. Общая беседа за столом таки не завязалась. Элизабет была готова заговорить, едва представилась бы возможность, но она сидела между Шарлоттой и мисс де Бэр — первая была занята тем, что слушала леди Кэтрин, а вторая за все время обеда не сказала ни слова. Миссис Дженкинсон главным образом ахала, как мало ест мисс де Бэр, уговаривала ее попробовать что-нибудь еще и опасалась, что она захворает. Мария и подумать не могла о том, чтобы заговорить, джентльмены же только ели и восхищались.

Затем дамы удалились в гостиную, и до того, как подали кофе, могли развлекаться лишь тем, что слушали леди Кэтрин, которая не умолкала ни на секунду, высказывая свои мнения о всевозможных предметах с внушительностью, свидетельствовавшем о том, насколько она не привыкла к возражениям. Она весьма бесцеремонно и придирчиво расспрашивала Шарлотту о ее домашних делах, надавала множество советов, как с ними управляться, объяснила ей, как должно вести хозяйство в столь маленькой семье, и не скупилась на поучения, как ей следует заботиться о коровах и домашней птице. Элизабет убедилась, что эта знатная дама достойным своего внимания полагает всякую всячину, лишь бы она позволяла ей отдавать властные распоряжения. Между наставлениями Шарлотте она задавала самые разные вопросы Марии и Элизабет, но особенно последней, так как была меньше о ней осведомлена, а также сочла ее, о чем не преминула сказать миссис Коллинз, вполне благовоспитанном и миловидном девицей. Она время от времени спрашивала ее, сколько у нее сестер, старше они ее или моложе, которые из них могут надеяться на замужество, красивы ли они, где воспитывались, каком экипаж держит ее отец и какую фамилию носила ее мать в девичестве. Элизабет понимала все неприличие таких вопросов, но отвечала на них с полным самообладанием. Затем леди Кэтрин заметила:

— Если не ошибаюсь, имение вашего отца должен унаследовать мистер Коллинз. Ради вас, — она обернулась к Шарлотте, — я этому рада, хотя не вижу никаком надобности в майоратах, не допускающих наследования по женском линии. B роду сэра Льюиса де Бэра не видели надобности в майорате. Вы играете и поете, мисс Беннет?

— Немного.

— О, в таком случае… мы будем рады как-нибудь вас послушать. Наш инструмент превосходен, и, полагаю, лучше… вы как-нибудь его попробуете. Ваши сестры играют и поют?

— Одна из них.

— Почему вас всех этому не обучили? Учить следовало вас всех. Все мисс Уэббс играют и поют, а доход их отца меньше, чем у вашего. Вы рисуете?

— Нет.

— Как? Ни одна из вас?

— Да, ни одна.

— Очень странно! Но, полагаю, у вас не было такой возможности. Вашей матушке следовало бы возить вас в столицу каждую весну и брать вам учителя рисования.

— Маменька ничего против не имела бы, но папенька терпеть Лондона не может.

— Ваша гувернантка уже ушла от вас?

— У нас никогда не было гувернантки.

— Не было гувернантки? Как возможно? Пять дочерей росли дома без гувернантки! В жизни не слышала подобного. Ваша матушка, верно, совсем измучилась, занимаясь вашим образованием.

Элизабет едва удержалась от улыбки, заверяя ее, что это далеко не так.

— Так кто же учил вас? Без гувернантки вы не могли усовершенствоваться.

— Полагаю, в сравнении с некоторыми другими семьями таки было. Но те из нас, кто хотел учиться, не были лишены такой возможности. Нас всегда поощряли читать побольше, и у нас были все необходимые учителя. Но те, кто предпочитал лениться, не находили этому никаких помех.