Гордость и предубеждение

Ей стало бесконечно стыдно за свое поведение. Она не могла думать о Дарси или о Уикхеме, не отдавая себе отчета в своей слепоте, предубежденности, несправедливости, глупости.

— Как позорно я поступила! — воскликнула она. — Я, так гордившаяся своей проницательностью! Я, так высоко оценивавшая собственный ум! Так часто смеявшаяся над доброжелательностью моей сестры и питавшая свое тщеславие столь бесцельной или неоправданной неприязнью! Как унижает меня это открытие! — И как справедливо я унижена! — Если бы я даже влюбилась, я и тогда не оказалась бы столь безнадежно слепой. Но тщеславие, а не любовь лишили меня здравого смысла! — Польщенная при первом знакомстве предпочтением одного человека и оскорбленная пренебрежением другого, я руководствовалась предрассудками и невежеством и гнала от себя разумные доводы, коль скоро дело касалось любого из них! — Вот когда мне довелось в себе разобраться!

Переходя в своих мыслях от себя к Джейн и от Джейн к Бингли, она непременно должна была вспомнить, что в этой части объяснения Дарси представлялись ей совершенно неубедительными. Она прочитала их снова. Теперь они показались ей совсем не такими, как после первого чтения. Признавая основательность рассуждений Дарси в одной части письма, могла ли она отвергнуть ее в другой? По его словам, он даже не подозревал, насколько сильно Джейн была влюблена в его друга. И она не могла не вспомнить, какого мнения по этому поводу придерживалась Шарлот, так же, как отрицать, что описанное им поведение Джейн соответствовало действительности. Она и вправду сознавала, что чувство Джейн, каким бы оно ни было глубоким на самом деле, внешне было мало заметно и что свойственные сестре самообладание и уравновешенность не часто совмещаются с особой душевной тонкостью.

Когда она дошла до того места, где сурово и, вместе с тем, заслуженно осуждались недостатки ее родных, переживаемое ею чувство стыда стало еще более острым. Она слишком хорошо понимала справедливость высказанных в письме упреков для того, чтобы пытаться их опровергнуть. Все подробности незерфилдского бала, которые Дарси имел в виду и которые подтвердили его первое неблагоприятное впечатление, едва ли сохранились в ее памяти слабее, чем в его собственной.

Комплимент по адресу двух старших мисс Беннет не прошел незамеченным. Он смягчил, но не утолил боль, вызванную позорным поведением остальных членов семьи. Ей стало очевидно, что сердце Джейн разбито стараниями ее родни и, представив себе весь ущерб в мнении света, который наносился ей и ее сестре поведением их близких родственников, Элизабет почувствовала себя такой несчастной, какой не бывала никогда в жизни.

Она бродила по тропинке еще около двух часов, вновь и вновь возвращаясь к волновавшим ее мыслям, перебирая события, оценивая их значение и стараясь привыкнуть к столь резкой и неожиданной перемене собственных взглядов. Наконец, усталость и сознание того, что ее отсутствие затянулось слишком надолго, заставили ее направиться к Хансфорду. Она вошла в дом, стараясь принять обычный веселый вид и выбросить из головы все, что мешало бы ей участвовать в домашних беседах.

Сразу по приходе, ей сообщили, что оба джентльмена из Розингса, один за другим, навестили пасторский домик во время ее отсутствия. Мистер Дарси зашел только на несколько минут попрощаться. Зато полковник Фицуильям просидел по меньшей мере час, надеясь дождаться ее возвращения, и чуть было не отправился разыскивать ее в парке. Элизабет смогла только выразить сожаление по поводу того, что ей не удалось его повидать — на самом деле она даже этому радовалась. Полковник Фицуильям перестал для нее существовать. Она способна была думать лишь о полученном письме.

Глава XIV

Оба джентльмена уехали из Розингса на следующее утро. Мистер Коллинз, поджидавший их у калитки, чтобы отвесить прощальный поклон, вернулся в дом с радостной вестью об их добром здоровье и настолько хорошем расположении духа, насколько это было возможно после недавно пережитой печальной разлуки. И он устремился в Розингс с тем, чтобы утешить леди Кэтрин и мисс де Бёр. По возвращении он с большим удовольствием сообщил, что, по словам ее сиятельства, она страдает от невыносимой скуки и очень желала бы сегодня же видеть их у себя за обедом.

Глядя на леди Кэтрин, Элизабет не могла не подумать, что при желании она была бы сейчас представлена ее сиятельству в качестве будущей племянницы. И когда она вообразила, как бы разгневалась при этом столь важная особа, ей было трудно удержаться от улыбки. «Интересно, что бы она сейчас говорила и как бы себя вела?» — развлекала себя подобными вопросами Элизабет.

Разговор с самого начала коснулся отъезда из Розингса племянников леди Кэтрин.