«Не пугайтесь, сударыня, когда получите это письмо, что оно содержит некое повторение тех чувств или иных предложений, которые показались вам такими отвратительными вчера вечером. Я пишу без всякого намерения причинить вам боль или унизить себя, снова вспоминая о своих надеждах, которые – как бы нам обоим этого хотелось – не удастся забыть очень скоро. Можно было бы не утруждать себя написанием и прочтением этого письма, но мой характер требовал именно его написания и прочтения. Поэтому прошу вас простить мне ту вольность, с которой я требую вашего внимания. Знаю – ваши чувства будут против этого, и все же я требую внимания, обращаясь к вашему здравому смыслу и способности судить беспристрастно.
Минувшим вечером вы обвинили меня в двух грехах различной тяжести и очень разной природы. Первый заключался в том, что я, невзирая на чувства обоих, разлучил мистера Бингли с вашей сестрой, а второй – что я, нарушив обещания, забыв о таких понятиях, как честь и человечность, непосредственно разрушил благополучие мистера Викхема и его перспективы на будущее. Своевольно и беспричинно отбросить друга своей юности, признанного любимца моего отца, молодого человека, которому не на что было надеяться, кроме как на наше содействие, в ожидании которого он рос, – это, конечно же, является грехом, с которым ни в какое сравнение не идет развод двух молодых людей, взаимная симпатия которых едва насчитывала несколько недель. Но надеюсь, что вы скоро освободите меня от строгости вчерашних щедрых обвинений, когда прочитаете следующий рассказ о моих поступках и их мотивы. Если во время этого объяснения (которое я просто вынужден сделать) возникнет необходимость описывать чувства, которые могут показаться вам оскорбительными, то все, чем я смогу помочь, – это извиниться. Необходимости следует подчиняться – поэтому дальнейшие извинения будут просто неуместными.