Если бы Лидия и матушка знали содержание ее разговора с отцом, то даже у них обоих не хватило бы разговорчивости, чтобы выразить свое возмущение. В воображении Лидии посещение Брайтона было ничем иным, как неземным блаженством. Ее безудержная фантазия уже рисовала ей улицы этого веселого курорта, до отказа заполненные офицерами. Она представляла себя объектом внимания десятков и сотен этих – до сих пор ей неизвестных – военных. Она видела также лагерь во всей его величественной красоте: тенты, тянущиеся вдаль безупречно ровными рядами, а в тентах – множество веселых молодых людей в ослепительно багровых мундирах, и она сама – в одном из тентов и флиртует с не менее чем шестью офицерами сразу.
Интересно, что чувствовала бы Лидия, если бы узнала, что сестра хочет лишить ее таких блестящих перспектив, которые могут стать реальностью? Только мать могла ее понять, потому что, наверное, сама когда-то была в похожей ситуации. Поездка Лидии в Брайтон была для нее единственным утешением, потому что она с грустью осознавала, что сам мистер Беннет туда ни за что не поедет.
Но и Лидия, и ее мать совсем не догадывались о содержании разговора, поэтому их экстаз длился с небольшими перерывами, пока Лидия не уехала.
Вскоре Элизабет должна была увидеться с мистером Викхемом последний раз. По возвращении ей часто приходилось быть с ним в одной компании, и ее волнение почти исчезло, а бывшая симпатия иссякла вообще. Теперь даже в той приветливости манер, которая сначала так понравилась ей, научилась она видеть неискренность и некое подобие превосходства и скуки. Более того, его нынешнее обращение с ней стало еще одним основанием для недовольства, потому что вскоре он снова проявил склонность к ухаживаниям, которые были характерны для начала их знакомства и которые сейчас ее только раздражали. Опять почувствовав себя объектом пустой и фривольной галантности, она потеряла к Викхему всякий интерес. Постоянно пытаясь положить конец этой галантности, Элизабет с неприятностью осознала, что он до сих пор является убежденным в том, что как бы давно и из-за чего эти ухаживания не прекратились, ее самолюбие будет чрезвычайно польщено их восстановлением, и она непременно отдаст ему предпочтение перед всеми остальными.
В самый последний день пребывания полка в Меритоне мистер Викхем, вместе с другими офицерами, обедал в Лонгберне; настолько мало Элизабет желала расставаться с ним в хорошем настроении, что, когда он спросил о том, как провела она свое время в Гансфорде, она не упустила возможности сказать, что мистер Дарси и полковник Фитцвильям провели три недели в Розингсе, и спросила, знает ли он последнего.
Викхем сразу поник и разволновался, на его лице появилось недовольное выражение, но он быстро овладел собой и с натужной улыбкой ответил, что когда-то ему часто приходилось с ним встречаться. Затем, отметив, что выглядит полковник Фитцвильям как настоящий джентльмен, спросил, понравился ли он ей. Элизабет дала доброжелательный и утвердительный ответ. Вскоре с напускным равнодушием Викхем добавил:
– Сколько, вы говорите, он пробыл в Розингсе?
– Почти три недели.
– И часто вы виделись?
– Часто, почти каждый день.
– Его манеры сильно отличаются от манер его кузена?
– Да, очень сильно. Но по мере продолжения нашего знакомства мистер Дарси заметно изменился.
– Неужели?! – воскликнул Викхем с выражением на лице, которое не смогло избежать внимания Элизабет. – И как, позвольте спросить… – Но тут он осекся и продолжил уже игривым тоном: – Он что – улучшил свои манеры? Соизволил добавить доброжелательности своему привычному стилю поведения? Ведь что-то мне мало верится, – продолжил он тише и серьезнее, – что основные черты его характера изменились к лучшему.
– Где уж там! – сказала Элизабет. – Думаю, что основные черты его характера остались такими же, как и всегда.
Она говорила и видела, что Викхем будто не знает – то ли радоваться ее словам, то ли не верить им. Пожалуй, в выражении ее лица появилось что-то такое, что заставило его с беспокойством и тревогой прислушаться к следующим ее словам:
– Когда я сказала, что мистер Дарси стал лучше по мере продолжения нашего знакомства, я не имела в виду, что в состоянии улучшения находятся его манеры или ум; я имела в виду, что, знакомясь с ним ближе, я лучше стала понимать его жизненную позицию.
На этот раз волнение Викхема проявилось в тревожном взгляде и румянце, вспыхнувшем на его лице; несколько минут он молчал, а потом пришел в себя от замешательства и снова обратился к Элизабет голосом, крайне смиренным и кротким: