Гордость и предубеждение

— Меня это ничуть не удивило, — откликнулся сэр Уильям. — Благодаря моему положению в обществе я, слава богу, немного знаком с обычаями великих мира сего. И должен сказать, подобные примеры обходительности при дворе вовсе не считаются редкостью.

В течение остального дня и следующего утра в доме только и было разговоров, что о визите к ее светлости. Мистер Коллинз тщательнейшим образом готовил своих гостей к тому, что их ждет в Розингсе, дабы они не утратили присутствия духа при виде огромных зал, большого количества прислуги и великолепной сервировки.

Прежде чем дамы ушли переодеваться, он нашел нужным дать Элизабет следующий совет:

— Вы можете не тревожиться, дорогая кузина, по поводу вашего костюма. Леди Кэтрин вовсе не ждет от нас той изысканности туалетов, которая свойственна ее светлости и мисс де Бёр. Я бы посоветовал вам просто выбрать платье, которое вам кажется несколько более нарядным, — ничего другого не требуется. Уверяю вас, леди Кэтрин вовсе не подумает о вас хуже, если вы будете скромно одеты. Напротив, ей даже нравится, когда заметно различие в положении.

Пока все одевались, он по два-три раза подходил к каждой двери, советуя поторопиться, так как ее светлость очень не любит, когда ее задерживают с обедом. Столь устрашающее описание леди Кэтрин и ее привычек вконец смутило не привыкшую к обществу Марию Лукас, так что она стала смотреть на свое появление в Розингсе с тем же трепетом, с каким отец ее ждал когда-то представления ко двору.

Воспользовавшись прекрасной погодой, они около полумили прошли по парку пешком. Каждый парк имеет особую красоту и очарование. И Элизабет с удовольствием любовалась представившейся ей картиной, хотя и без того восторга, которого ждал от нее мистер Коллинз. Она не была потрясена даже названным им числом окон на фасаде дома и стоимостью их остекления, когда-то произведенного покойным сэром Льюисом де Бёром.

Робость Марии возрастала с каждым шагом по парадной лестнице дома, и даже сам сэр Уильям не казался в эти минуты вполне спокойным. Элизабет, напротив, не испытывала тревоги. Она не слыхала о каких-либо исключительных талантах или особых добродетелях леди Кэтрин, а что касается признаков знатности и богатства, считала, что сможет созерцать их без особого волнения.

Миновав прихожую, в которой торжествующий мистер Коллинз обратил их внимание на размеры помещения и изящество орнаментов, они следом за слугами прошли через холл в комнату, в которой уже сидели ее светлость, мисс де Бёр и миссис Дженкинсон. Леди Кэтрин снизошла до того, чтобы подняться им навстречу, и, так как Шарлотта заранее условилась с мужем, что она сама представит гостей хозяйке дома, церемония знакомства совершилась естественным образом, без излишних извинений и оправданий, которые не преминул бы высказать по такому случаю мистер Коллинз.

Хотя сэр Уильям когда-то имел честь побывать даже в Сент-Джеймсе, он был сейчас настолько подавлен окружавшим его великолепием, что мог лишь отвесить низкий поклон и затем молча занял предложенное ему место. Его дочка, напуганная почти до бесчувствия, уселась на самый краешек стула, не смея поднять глаза. И только Элизабет не испытывала особого волнения и могла спокойно рассмотреть трех находившихся перед нею дам. Леди Кэтрин оказалась высокой, полной женщиной с резкими чертами лица, которое в давние годы могло быть красивым. Она ничем к себе не располагала, и в ее манерах не чувствовалось желания хозяйки, чтобы ее гости забыли о своем более низком общественном положении. Она не наводила страха молчанием, но все, что она говорила, произносилось не допускающим возражений тоном, подчеркивавшим значительность ее особы, — именно так, как рассказывал мистер Уикхем. И, наблюдая ее в течение всего вечера, Элизабет решила, что леди Кэтрин вполне соответствует нарисованному им портрету.

Рассмотрев хозяйку дома, в лице и жестах которой она вскоре уловила нечто общее с мистером Дарси, Элизабет взглянула на ее дочь и была удивлена ее худобой и тщедушием почти в такой же степени, как Мария Лукас. Между матерью и дочерью не замечалось никакого сходства ни в лице, ни в фигуре. Мисс де Бёр была барышней бледной и болезненной. Лицо ее, хотя и с довольно правильными чертами, казалось невыразительным. Она почти все время молчала, если не считать нескольких фраз, обращенных к миссис Дженкинсон, ничем не примечательной женщине, занятой только разговором с воспитанницей и тем, чтобы получше установить перед ее глазами защитный экран.

Гости не просидели и пяти минут, как их пригласили подойти к окну и полюбоваться открывавшимся из него видом. Мистер Коллинз принялся при этом расхваливать его красоты, а леди Кэтрин снисходительно пояснила, что смотреть на этот вид еще приятнее в летнее время.