Ира Андреева

Горе луковое

Снег, внезапно осознавший тщетность своего бытия, безразлично падает на землю, там он смешивается с грязью и немного хлюпает под проезжающими санками. Санки тянет бабушка Маша, она немного устала, она старенькая. Но Алёнку, на санках сидящую, бабушкина усталость не волнует. Трудно сочувствовать старости, когда тебе три года. Сухонькая бабушка горбится под тяжестью прожитых лет, маленькая Алёнка без особого сочувствия смотрит на бабушкин хребет, который проступает из-под заставшего двух генсеков зимнего пальто. Алёнка супится и кричит в спину бабушке: «Стрее! Стрее!» На что бабушка только отмахивается от алёнкиных криков и вздыхает: «Ойоспади! Ойоспади!» А ведь только вчера наша героиня долбила кулачком телевизор, потому что в нём злой дядя хлестал лошадку. Сочувствие в ней пока крайне избирательно. Алёнка рассержена, брови производят на лбу тектонический сдвиг, и шапка сползает ей на глаза. Алёнка набирает воздух, чтобы его же потом неделикатно сотрясти, рёвом объявив о произошедшей несправедливости, но вдруг передумывает и медленно закрывает ротик. Пойманную тёмную вязанную ловушку Алёнку начинают осаждать различные мысли, несколько даже рефлексивного характера.

Ещё до обеда в садике произошло много событий. За завтраком Алёнку напугал уже упоминавшийся в нашем рассказе снег. Падая с крыши, он с грохотом задел металлический слив, и рука Алёнки, сама того не предвидя, дёрнулась, опрокинув стакан. Злая воспитательница Зоя Касымовна подбежала, чтобы, как показалось Алёнке, её ударить. Но нет, Касымовна только хмыкнула в сторону тонущей в узоре ковролина лужи какао и позвала нянечку прибрать. После завтрака Алёнка ввязалась в любовный треугольник: она, Виталька и ксилофон. Предмет неразделённой любви пришлось превратить в грозное оружие и долбануть им Витальку, после капитуляции которого музыкальный инструмент свою привлекательность утратил. Поэтому Алёнка присоединилась к группке девочек, упражняющихся в искусстве коллажа. Но и здесь у Алёнки возникло некоторое недопонимание – с ней не делились ножницами. Девочек Алёнка побаивалась, они непонятные были создания, и драться с ними было как-то странно. Виталька, да и другие мальчики, уже через пять минут забывали любое телесное повреждение и словесную обиду, но девочки были другими. Они сбивались в кучки, шептались, кидали колючие взгляды. Поэтому подружек, пожалуй кроме Лилечки, у Алёнки не было. И чтобы таки заполучить ножницы, к девочкам пришлось применять технику осады: сидеть, молчать, ждать. Вскоре девочкам, на что и был расчёт, наскучило выжидательное сопение одногруппницы, и они упорхнули играть в общую комнату. Удовлетворённая победой Алёнка сгребла себе сразу все ножницы и принялась выстригать снежинку, как учила Вера Ивановна, добрая воспитательница. Правда, снежинка получилась так себе. Через дырочки, непоправимо нанесённые бумаге, Алёнка одним глазом посматривала в сторону девочек, которые наряжали кукол и щебетали. «Хорошие девочки», размышляла Алёнка, «хорошие только при взрослых», сама-то она знала, какие они на самом деле жадные и злые. Алёнка отложила в сторону снежинку и практически инстинктивно схватила оставленные на столе аппликации и, ни секунды не медля, сделала на каждой небольшой надрез. Алёнка не хотела непоправимо портить поделки, просто немного отомстить, нарушить идеальность прямоугольного листа, обличить его натуру, которую видела только она.