Читаем Горечь войны. Новый взгляд на Первую мировую полностью

Во Франции на выборах в апреле 1914 года вновь победило левое большинство, и президент Пуанкаре поручил социалисту Рене Вивиани сформировать правительство. (Премьер-министром мог стать и Жозеф Кайо, однако в марте его жена Генриетта, пытаясь не допустить публикации своей переписки с мужем, застрелила Гастона Кальметта, главного редактора Figaro.) Жан Жорес, социалист-германофил, находился в зените влияния. В Петрограде на Путиловском заводе прошла трехнедельная забастовка, которая после 18 июля перекинулась на Ригу, Москву и Тифлис. В 1914 году в забастовках принимало участие более 1,3 миллиона рабочих (около 65 % промышленного пролетариата России){292}. Даже там, где социалисты не были особенно сильны, милитаристов не привечали. В Бельгии Католическая партия, располагавшая абсолютным большинством в парламенте, противодействовала военным приготовлениям. И нигде левые, настроенные против войны, не имели влияния большего, чем в Германии — стране с одной из самых либеральных в Европе избирательной системой. Однако довоенные рассуждения немецких антимилитаристов оказались настолько убедительными, что мы и сейчас видим их в учебниках истории. Правда, вывод можно сделать противоположный: мы недооцениваем масштаб антимилитаризма в то время. Все говорит о том, что европейцы отнюдь не стремились воевать.

Глава 2

Империи, союзы и эдвардианская политика умиротворения

Империализм: экономика и власть

Резолюция “О милитаризме и международных конфликтах”, принятая в августе 1907 года на VII конгрессе Второго интернационала в Штутгарте, представляет собой классическое марксистское изложение причин войны:

Войны между капиталистическими государствами обыкновенно являются следствием конкуренции на мировом рынке, так как всякое государство стремится обеспечить за собой не только свой рынок сбыта, но и завоевывать новые рынки… Войны, таким образом, вытекают из сущности капитализма. Они прекратятся лишь тогда, когда уничтожен будет капиталистический хозяйственный строй…{293}

Когда началась Первая мировая война, повергшая Второй интернационал в замешательство, левые сделали этот довод догмой. Немецкий социал-демократ Фридрих Эберт в январе 1915 года заявил:

В прошедшее десятилетие во всех крупных капиталистических государствах наблюдалось развитие экономической жизни… Борьба за рынки сбыта усиливалась. Попутно с борьбой за рынки шла борьба за территорию… Экономические конфликты привели к конфликтам политическим, к непрерывному гигантскому росту объема вооружений и, наконец, к мировой войне{294}.

По мнению “революционного пораженца” Владимира Ленина (это один из немногих социалистических лидеров, открыто желавших поражения своей стране), война явилась продуктом империализма. Борьба великих держав за внешние рынки, вызванная падением нормы прибыли на собственных внутренних рынках, могла закончиться лишь самоубийственной войной. А общественные последствия конфликта, в свою очередь, должны были приблизить долгожданную международную революцию пролетариата и “гражданскую войну” против правящих классов, на чем с начала войны настаивал Ленин{295}

.

Историки из стран социалистического лагеря придерживались этого курса до революционных событий 1989–1991 годов, отменивших сомнительные достижения Ленина и его товарищей. Так, Виллибальд Гуче (ГДР) утверждал (в книге, опубликованной через год после падения Берлинской стены), что к 1914 году, кроме “горнодобывающих и сталелитейных монополий, к войне склонялись и влиятельные представители крупных банков, электротехнических и судостроительных корпораций”{296}. Его коллега Цильх критиковал “однозначно агрессивные цели” президента Рейхсбанка Рудольфа Хафенштайна накануне войны{297}.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кладов
100 великих кладов

С глубокой древности тысячи людей мечтали найти настоящий клад, потрясающий воображение своей ценностью или общественной значимостью. В последние два столетия всё больше кладов попадает в руки профессиональных археологов, но среди нашедших клады есть и авантюристы, и просто случайные люди. Для одних находка крупного клада является выдающимся научным открытием, для других — обретением национальной или религиозной реликвии, а кому-то важна лишь рыночная стоимость обнаруженных сокровищ. Кто знает, сколько ещё нераскрытых загадок хранят недра земли, глубины морей и океанов? В историях о кладах подчас невозможно отличить правду от выдумки, а за отдельными ещё не найденными сокровищами тянется длинный кровавый след…Эта книга рассказывает о ста великих кладах всех времён и народов — реальных, легендарных и фантастических — от сокровищ Ура и Трои, золота скифов и фракийцев до призрачных богатств ордена тамплиеров, пиратов Карибского моря и запорожских казаков.

Андрей Юрьевич Низовский , Николай Николаевич Непомнящий

История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное