Ленин перевел название блюд – прейскурант был в тяжелой кожаной папке, словно какой царский рескрипт. Товарищи, смущаясь под взглядами французов, говорили шепотом, близко склоняясь друг к другу, и ноги под стулья прятали – ботинки были в латках, старого фасона.
Заметив это, Ленин сказал:
– Царь царем, дорогие мои, а Россия Россией. Извольте-ка гордиться, что представляете великороссов! Смейтесь в голос! Говорите громко! Плечи расправьте, что вы будто сироты?! Уровень Цивилизации определяется количеством прочитанных книг, а не фасоном галстука! Ваш уровень выше! Рабство из себя самим выжимать надо, по-чеховски, по капле!
… Проследив за тем, чтобы товарищи хорошо позавтракали, не стеснялись брать то, что положено было, объяснив официанту Курту, что господа эти – русские путешественники, хотят получше узнать Стокгольм, Россию покинули впервые, поэтому ухаживать за ними надо дружески, особенно, Ленин отправился в отель «Эксельсиор», там поселились «Воинов» (Луначарский), «Винтер» (Красин) и «Мандельштам» (Лядов). Хозяйка, извиняясь, сказала:
– Господа устали с дороги, легли отдохнуть.
Ленин написал записку, ждет у себя, никуда из комнаты не уйдет, будет работать. Пошел в отель, где разместились практики «Иванович» (Джугашвили), «Сергеев» (Рыков) и «Никаноров» (Калинин). Тоже, бедолаги, спали. В холле, однако, увидел меньшевиков – Рожкова, Маслова и Крохмаля. Те поздоровались несколько смущенно; обрадовались встрече чересчур уж экзальтированно, засыпали вопросами. Ленин стоял спиною к лестнице, Ливер, спустившись со второго этажа, лица его не увидел, крикнул торопливо:
– На собрание, товарищи, руководство в сборе!
Ленин обернулся, Либер вопрошающе посмотрел на Маслова, тот чуть заметно развел руками. Сверху донесся голос Дана:
– Товарищи, мы ждем вас!
Ленин взял под руки Маслова и Крохмаля:
– Нас руководство ждет, пошли.
Рожков оказался нервами послабее, а может, острее других ощутил неудобство:
– Владимир Ильич, там мы собираемся…
– А я разве не «мы»?
– Там Дан, – как-то жалобно откликнулся Маслов.
– Ну и что? – по-прежнему вел свое Ленин. – Мы с товарищем Даном уже десять лет как дружны. Впрочем, вы правы, – заключил, уяснив для себя все с полной определенностью, – не стану мешать вашей работе, надо же до конца выработать программу объединения, вы же с этим приехали, не так ли? Вам необходимо посовещаться фракцией, как лучше объединить усилия в общей борьбе, вполне разумное дело.
Не дожидаясь ответа, кивнул, отошел к портье: рассыльный привез пачки газет, остро пахнувшие краской – великолепный, тревожный запах типографии…
Взял немецкие и французские газеты, на английские не хватило денег, вышел из рациона, купив Фрунзе, Бубнову и Ворошилову карты Стокгольма, чтоб не заблудились, открытки с видами города и заказав себе кофе: неловко было сидеть за столом, а оставить одних нельзя – уйдут голодными, посовестятся попросить.
На первых полосах крупно было подано экстренное сообщение из Петербурга: «Падение Витте. Премьером назван малоизвестный в петербургских кругах Горемыкин, хотя обозреватели, близкие к Царскому Селу, предполагали, что преемником может быть только один человек – Петр Столыпин, который, однако, занял пост министра внутренних дел».
Ленин задумчиво сложил газеты, сунул под мышку, подумал: «Началась возня. Все, как в парламентской стране, тужатся походить на взрослых. Подкоп под Думу – ясное дело, но почему Горемыкин? Это ж лапша, спагетти, право слово, он же тянется, его надо ложкой накладывать. Видимо, промежуточная фигура. Столыпин? Наша беда заключается в том, что мы не знаем тех, которые в Британии занесены в справочник „Кто есть кто“. А знать это нам надо, легче будет ориентироваться в паучьей драке».
… У Вацлава Воровского, который поселился по соседству с Лениным, сидел зеленоглазый молодой человек – улыбка славная, внезапная.
– Это Дзержинский, – представил Боровский гостя. – Феликс Эдмундович, редактор «Червоного»…
– Я читал Феликса Эдмундовича. – Ленин не дал договорить Воровскому, крепко пожал руку. – Я поклонник вашего пера и «Червоного штандара», рад личному знакомству. Как добрались?
– Очень хорошо, Владимир Ильич, спасибо.
– Сложно добирался, – поправил Боровский, – пробирался через Россию, за ним вплотную топали. Три бригады по три человека.
– Почему именно три бригады? Откуда это известно?
– Мы имеем фотографии филеров, – ответил Дзержинский.
– Каким образом заполучили? – удивился Ленин.
– Мы создали особую группу в составе нашей народной милиции.
Ленин присел на краешек стула, подломил под себя ногу, что-то юношеское, увлекающееся было в нем. Дзержинскому это понравилось, он сразу почувствовал доверчивое равенство.
– Ну-ка, извольте, Феликс Эдмундович, объяснить. Меня сей проблем о-очень интересует. Народная милиция? На деле? Провели в жизнь нашу резолюцию? Замечательно! А что за группа? Сколько в ней человек? Почему выделяете? Смысл?