Горение. Книга 2

41

Аудиенция близилась к концу. Столыпин заканчивал доклад о положении в столь знакомом ему Поволжье. Письма, полученные им от губернаторов, свидетельствовали, что там весьма тревожно – пожары, мужицкие бунты; все, как сулили революционеры из ленинской группировки; медлить нельзя, надобно действовать.

– Как? – спросил государь.

– Круто, – так же кратко ответил Столыпин и понял сразу же, что Николаю это не понравилось. – «Юпитер и бык, только кто из нас Юпитер? »

Государь достал из кармана френча сложенный вчетверо листочек, протянул Столыпину:

– Ознакомьтесь.

Столыпин листок развернул, пробежал глазами, заставил себя улыбнуться.

– Думское министерство доверия во главе с кадетом? В высшей мере интересно, ваше величество, такое мне в голову не приходило.

– Оттого, что идея слишком рискованна?

– Да как бы помягче сказать… Впрочем, соглашусь с вами: идея довольно рискованна. Но отчего не попробовать, если вы полагаете такое разумным?

– Я вам не сказал этого.

– Простите, ваше величество, но я думал, что с предложением, не заслуживающим интереса, вы бы меня знакомить не стали.

Ответ при всей его резкости понравился Николаю своей определенностью: с дворцовыми ему приходилось трудно, ничего не поймешь, все, как один, в рот смотрят, боятся попасть впросак, блеют то, чего он, по их мнению, ждет.

«Этот хватать умеет, – подумал царь, – вон глаза какие, татарин, ничего в них не видно, а это хорошо, если б такой татарин истово служил, это достойно, когда бывший ворог становится твоим, во всем, до конца, и мое слово делается его законом».

– Фамилии запомнили? – спросил государь, протянув руку за листочком.

– Запомнил.

– Поговорите с кандидатами? – Государь листочек медленно сложил и спрятал в карман.

– Имеет ли смысл моя с ними встреча, ваше величество? Поскольку меня в списке кабинета доверия нет, и быть, понятно, не может, каков смысл разговаривать с претендентами?

– А вы смысла особого не ищите, Петр Аркадьевич, вы мою просьбу выполните.

Столыпин впился глазами-бурами в государя, потом лицо его изменила тяжелая, недоверчивая улыбка.

– Я выполню вашу просьбу с самою глубокой благодарностью за оказанную мне честь.

Милюкова он принял не один, а вместе с Извольским, бывшим послом в Токио, «конкурентом» Павла Николаевича по возможному «министерству доверия».

– Выполняя волю государя, я пригласил вас, Павел Николаевич, для переговоров по поводу формирования кабинета доверия.

Извольский отдал должное уму министра внутренних дел: другой бы стал искать форму для намека на доверительность предстоящего собеседования, а этот врезал в лоб: кто посмеет разглашать разговор, связанный с именем и волею самодержца?

Милюков тем не менее воткнул шпильку:

– Наша «Речь» умеет хранить молчание, когда нужно, чего нельзя сказать о «Русском государстве».

– За «Русское государство» нес ответ граф Витте, – отпарировал Столыпин. – Я готов отвечать за любую строчку, напечатанную в «России», Павел Николаевич. Моя газета выше подозрений.

Милюков снова не удержался, показывая этим свою государственную неподготовленность – острословит много, посуше надобно:

– Газета в роли жены Цезаря?

– Зависит от названия, – заключил Столыпин, чуть выспреннее, чем надо бы, но все же достойно, как отметил про себя Извольский. – Мы с Александром Петровичем хотели бы задать вам ряд вопросов.

– Я готов ответить на ваши вопросы, Петр Аркадьевич.

– Как вы полагаете, кандидатуры военного министра, морского и министра двора будут обсуждаться в вашем ЦК или вы твердо намерены вообще не касаться этого вопроса?

– Военный и морской министры будут назначены государем, только им, и никем другим… Если же вы согласитесь не покидать свой пост, мы дадим вам право докладывать свои соображения государю.

– О моем участии в вашем кабинете речи быть не может.

– Отчего так?

– Соль и сахар несовместимы… А вот вам, коли суждено возглавить то министерство, в коем я сейчас имею несчастие служить, придется принять на себя бремя шефа жандармов. Вы действительно согласны стать шефом жандармов или намерены ликвидировать эту институцию?

Милюков подобрался – его ударили.

– Во-первых, о поведении кадетов в правительстве не следует судить по тем заявлениям, которые они делают, находясь в оппозиции. Во-вторых, поскольку элементарные функции власти нам в какой-то мере известны, мы не страшимся и такого поста – все дело в том, что функции жандармерии (как и всего кабинета) могут быть совершенно иными, не похожими на нынешние.

– Ну-ну, – хмыкнул Столыпин, – поживем – увидим. Мы бы тоже были рады ограничиться словесами, не наша вина, что приходится стрелять.

– Значит, словесам вашим не верят.

– Вашим – поверят?

– За мною годы борьбы за конституционную реформу, Петр Аркадьевич, и если я скажу, что дам пятак, общество будет ждать рубля, а вы хоть рубль дайте, и за пятак не примут.