Горение. Книга 3

Столыпина, однако, не было, вызвали в Царское, внеочередной доклад императору; эх, добиться бы права доклада и мне, чтоб не как милость даровалась, а по звонку дворцовому коменданту, раз в неделю, самые последние новости! Не сумел ему продать себя толком, сам виноват, оробел! Надо было б почитать царю, что его сановники про Думу пишут, про министров; у него лицо кроткое, как у женщины, ему сплетни сладостны, а что, как не главная сплетница империи, наша охрана?! Вот тебе и подступ! Верти им потом как хочешь, жми на кнопочки, пугай! Не через Петра Аркадьевича, а – напрямую! Он же слабенький, его надо постепенно приучать, он податливый; я из кабинета, а змеи-завистники нашептали, ша-ша, шу-шу, вот он и стал отворачиваться да в окно смотреть, словно я табурет какой, а не человек…

– Когда ждете Петра Аркадьевича? – поинтересовался Герасимов; голос его в секретариате знали, поэтому не боялись отвечать правду.

– Видимо, поздно. Он изволил отправиться вместе с господином министром иностранных дел.

– Давно?

– С час тому назад, Александр Васильевич.

– Что-нибудь срочное?

– Да. Вам курьер повез личный пакет, неужели еще не доставил?

– Я звоню с перепутья. Благодарю. Сейчас же проверю. До свиданья.

Дав отбой, назвал барышне телефон адъютанта; тот сообщил, что личный пакет премьера «за сургучом» получен.

– Вскройте, – сказал Герасимов. – И прочитайте.

– Хорошо, Александр Васильевич. Соблаговолите подождать чуток, возьму ножницы…

Зажав трубку ладонью, Герасимов озорно крикнул Азефу:

– Хорошо слышно?

Тот наконец сменил гнев на милость, усмехнулся:

– Вот бы в ЦК эту отводную трубку поставить, цены бы мне не было, конец Бурцеву.

– Алло, Александр Васильевич, – адъютант вернулся к аппарату. – Я не знаю, возможно ли такое читать по телефону.

– Что-нибудь связанное с «номером семь» (так в охранке говорили о Николае). О нем?

– Именно.

Герасимов поджался, поразившись догадке, мелькнувшей в голове:

– Связано с маршрутом?

– О дополнительных мерах предосторожности,

– Хорошо, благодарю вас.

Герасимов положил трубку на рычаг, похожий на рога оленя, усмехнулся вошедшему Азефу:

– Ну? Так кто же шеф политической полиции? Я, милый Евгений Филиппович, я.

– Глядите, – ответил Азеф миролюбиво. – Моя информация абсолютна. Я говорю только в том случае, когда уверен. Я за это золотом плачу. Проверьте еще и еще раз. Если вам ничего не скажут, значит, у вас появились могущественные враги.

– Кто вам поведал об этом вздоре? Это сказал ваш враг, Евгений Филиппович, – Герасимов ответил ударом. – Назовите мне его.

– Нет, – Азеф покачал головой. – Не назову. Это мой коронный осведомитель. Он надежен. И не враг мне. Но и не друг. Он – болтун. Фанаберится. А я ему в винт проигрываю… О нем в ЦК только Виктор знает. И Натансон. Назови я его – мне гибель. Ваши филеры сей момент засветятся, провокаторы начнут к нему с идиотскими вопросами приставать – вот и конец мне, он все сразу поймет: значит, решит, один из нас троих – провокатор. Лидер партии провокатором быть не может. Натансон – теоретик, он прокламации пишет и газету ведет, от террора далек. Кто остается? Я остаюсь.

– Но ведь коронный осведомитель отдал вам фальшивку! Как должен был царь идти в Ревель на «Штандарте», так и идет! Какая «чугунка»?! Это же безумие по нынешним временам! Вам, бомбистам, подарок! Какой идиот это санкционирует? Я? Увольте! Столыпин? Да ни в коем разе!

… В полночь позвонил премьер-министру; тот пригласил на чай; о том, что маршрут следования государя изменен, и слыхом не слыхал:

– Это сказки какие-то, Александр Васильевич, чушь… От кого к вам пришла информация?

– Из окружения эсеров.

– Источник надежен?

И Герасимов – впервые в беседах с премьером – уверенно солгал:

– Проверяем, Петр Аркадьевич, проверяем…

– Такого агента надо сажать. Или гнать взашей, – нахмурился Столыпин. – Заведомо вводит вас в заблуждение.

Ночью Герасимов не мог уснуть, ворочался на тахте, вспоминал жену, сбежавшую к сукину сыну Комиссарову; чего им, бабам, не хватает? Меня ей не хватало, ответил он себе; я параллельно ей жил, как игрок: она рядом – ну и хорошо! Куда ей от меня деться?! А сам весь в интригах, ноздри раздувал, за генеральским золотом спешил, дуралей, бабу в упор не видел, вот и ушла… Возвращался то и дело к Азефу: почему «чугунка»? Неужели начал двойную игру?!

Утром, приняв холодный душ, тщательно поправил бороду и отправился в Царское, к Дедюлину.

Тот отчего-то заюлил, начал угощать чаем с черничным вареньем, говорил все больше о пустяках, анекдотами сыпал, слезливо умилялся тем, как смышлен наследник, а когда Герасимов в упор спросил, не будет ли перемен в маршруте государя, ответил: